Красное на красном - Вера Камша

Это был заговор. Теперь Сильвестр не сомневался, что о нападении кансилльер узнал раньше его. Узнал и придумал, куда и как бить. Теперь сторонники отступления станут всеобщими врагами. Еще бы! Трусы мало что бросили на растерзание варварам целую провинцию, так еще взвинтили налоги и подняли цены.

Штанцлер с Ариго останутся в белом. Манифест подпишет король, но обвинят во всем кардинала, и правильно обвинят, потому что решения принимает он. И будет принимать, Чужой всех побери!

— Могу я сказать? — Если бы спруты разговаривали, они бы делали это, как Придд.

— Говорите, герцог.

— Мне кажется, герцогу Алве следует дать полномочия Проэмперадора Варасты. Это облегчит его задачу.

А заговор-то не только против Талига и кардинала, но и против Рокэ. Проэмперадор обретает королевские полномочия, но, если не выполняет возложенную на него миссию, лишается головы. Люди Чести неплохо рассчитали — Рокэ хлебом не корми, дай принять чей-нибудь вызов.

— Ваше Величество, — вновь подал голос Манрик, — я полагаю посылать армию на юг нецелесообразным.

На Фердинанда было жалко смотреть. Он обещал одно, а хотел другого. Кто же его обработал? Королева, больше некому! Воспользовалась своим положением супруги, пусть не в постели, но за утренним столом. Как странно у него блестят глаза. Надо узнать, что он ел и пил за завтраком.

Что ж, будем знать — с королем следует говорить непосредственно перед Советом, а не накануне, а Катарине Ариго пора отправляться в монастырь, а еще лучше в Рассветные Сады.

— Кто-нибудь разделяет мнение графа Манрика?

Дальновидных людей, к счастью, хватало. Сторонников отступления было заметно больше, чем сторонников войны. Нездоровый огонь в глазах короля стал гаснуть, к несчастью, кансилльер это тоже заметил.

— Ваше Величество, — Штанцлер, как всегда, говорил веско и убедительно. — Лучшие Люди хотят слышать Первого маршала Талига. Готов ли он возглавить армию или полагает сие предприятие неосуществимым? В последнем случае не о чем и говорить.

— Рокэ Алва, — голос Оллара дрогнул. — Если мы дадим вам чрезвычайные полномочия, обещаете ли вы, что к осени в Варасте не останется ни одного бириссца?

— Вы сможете защитить наш народ и нашу гордость? — пролепетала королева, вновь вцепившись в супруга и одновременно заглядывая в глаза Алве. — Сможете?

Ворон изысканно поклонился Их Величествам.

— Я обещаю, что к осени в Варасте не останется ни одного бириссца, способного навредить Талигу.

— Быть по сему, — торжественно провозгласил Фердинанд Оллар, — на время компании Рокэ Алва, Первый маршал Талига, назначается Проэмперадором Варасты. Победа или смерть!

— Победа или смерть! — В синих глазах Рокэ был вызов. Он получил, что хотел. Кансилльер и его сторонники тоже.

О том, что нарочный привез из Надора письмо герцогу, Ричарду сказали на конюшне. Пако, разумеется, не знал, что было в послании, а Дик знал. Эйвон Ларак писал, что герцогиня Окделлская тяжело больна, хоть и не осознает всей тяжести своего положения, и просил Первого маршала Талига разрешить сыну свидание с матерью. «В этом, — уверял эр Август, — не откажет даже Алва». Ричард немного боялся этого письма — старая Нэн говорила, что нет ничего хуже лжи про здоровье кровных родичей, но кансилльер сказал, что так надо, и Дик согласился, но тут произошло непредвиденное. Когда письмо было написано, в стране был мир, теперь же отъезд оруженосца будет расценен как трусость, особенно если выяснится, что мать здорова.

Окделл не может быть трусом, но кансилльер требует, чтоб он уехал, да и что от него зависит? Ворон прочитает письмо, усмехнется и с удовольствием избавится от надоевшей обузы.

Последнюю неделю Алва был дома всего два раза. Первый маршал метался между дворцом, казначейством и ближними военными лагерями. Рокэ окружали адъютанты, ординарцы, посыльные, среди которых места оруженосцу не нашлось. Первому маршалу Талига услуги Ричарда Окделла без надобности, а Талигойе и королеве он нужен живым — эта война не последняя! Дик вздохнул и взялся за книгу — старые сказания были тем немногим, что скрашивало жизнь Катари, и Дик копался в библиотеке в надежде отыскать что-то, чего королева еще не знала. Теперь поискам придет конец — в Надоре нет ничего, что не было б в Гайярэ[129].

Глядя на старинную миниатюру, где коленопреклоненный рыцарь целовал вуаль плачущей дамы, Ричард понял, что не хочет домой. Он не хочет сидеть бесконечными осенними вечерами в старом зале и слушать, как матушка и Эйвон то вспоминают о былых временах, то сетуют на обвалившуюся крышу. Дик никогда не любил этих вечерних встреч, а после смерти отца они стали совсем невыносимыми. Если вернуться — все начнется снова.

Воображение Ричарда не дремало, в два счета нарисовав унылую и безнадежную картину. Матушка смотрит на вернувшегося сына так, словно во всем виноват именно он, Эйвон вздыхает и жалуется на здоровье, сестры молчат и тыкают иголками в пяльцы, хотя никому не нужными вышивками забиты все сундуки Надора. У камина жарко, в двух шагах от него — холодно, глаза слезятся от дыма, за окнами воет ветер, на потолке с каждой осенью прибавляется трещин и копоти, а семейство Окделлов сидит и ждет, когда придет их час, а как он придет, если ничего не делать?!

Эр Август говорит, что сын Эгмонта не вправе рисковать, но отец в юности воевал за Талиг и дослужился до генерала от кавалерии. Святой Алан, кто пойдет за безвестным трусом, всю жизнь просидевшим за спиной у матери?!

Дик оттолкнул от себя книгу о чужих подвигах и чужой любви и задумался. Слуге, принесшему записку от Наля, пришлось несколько раз окликнуть молодого господина, прежде чем тот понял, в чем дело. Кузен пришел удивительно вовремя, и Ричард, накинув плащ, выскочил на улицу.

Реджинальд пришел не просто так. Кансилльер хотел проститься с молодым Окделлом лично, но у него было очень мало времени. На углу улиц Святого Робера и Речной юношей ждала карета.

Проститься… Проститься и уехать, не повидавшись с Катари…

— Дик, — Наль казался встревоженным, — у тебя неприятности? Что-то случилось?

— У меня все в порядке. Наль, как ты думаешь, то, что я возвращаюсь, это правильно?

— Август Штанцлер знает, что делает, — быстро сказал Наль, — нужно, чтобы ты вернулся в Надор.