Дикая магия - Энгус Уэллс

Когда дверь за слугой закрылась, он сказал:

— Я подумал, что будет лучше, если мы отужинаем одни. У Чазали и Ники мало времени, а здесь я познакомлю вас с гиджаной.

Словно по команде с балкона в столовую вошла фигура. По черному халату с высоким, под самое горло воротником и с вышитыми серебряными нитями конскими головами под цвет волос, забранных, как у Кати и Ценнайры, на затылке и скрепленных черными заколками, Каландрилл решил, что это женщина. Лицо ее, свободное от косметики, было испещрено бесчисленными морщинами, как и лицо Очена. Гиджана была так стара, что уже пребывала вне пола. Но глаза под белоснежными ресницами сверкали умом. Она заговорила, и голос ее зашуршал едва различимо.

— Я — гиджана Киама, — представилась старуха. — Очен сказал, вы желаете заглянуть в будущее.

— Да, если ты согласна, — подтвердил Каландрилл.

— Я готова. — Она рассмеялась, и голос ее неожиданно зазвенел как серебряный колокольчик. — Но прежде вкусим трапезы, и за ней вы поведаете мне о том, что привело вас сюда.

Она села с противоположной от Очена стороны стола, вазирь налил себе вина и передал графин Каландриллу. Вино обошло стол по кругу и вернулось к колдуну. Только после этого гиджана заговорила.

— Итак, вы прибыли с четырех сторон света, — шуршала она. — Вы первые чужеземцы в Памур-тенге и вообще в наших городах. Расскажите мне все с самого начала.

Каландрилл кивнул, посмотрел на Брахта и Катю и, заручившись их безмолвной поддержкой, приступил к рассказу.

Когда он закончил, трапеза подошла к концу. Во рту У него пересохло от рассказа, и он сделал большой глоток вина, дожидаясь ответа Киамы.

Гиджана посмотрела на него долгим .взглядом. Лицо ее, густо покрытое морщинами, оставалось непроницаемым. После долгой паузы она по очереди внимательно осмотрела его товарищей, словно взвешивала их одного за другим. Такого гадания Каландриллу видеть не приходилось ни в Лиссе, ни в Кандахаре. Молчание затягивалось. Все ждали, когда заговорит гиджана. Наконец она разжала губы:

— Очен, пусть уберут со стола.

Каландрилл никак не ожидал подобного заявления и с трудом сдержался, чтобы не нахмуриться и не спросить, что она может сказать после столь долгого изучения путников. Очен, однако, вовсе не был удивлен. Он встал, подошел к двери и позвал двух слуг, которые тут же убрали грязную посуду.

Они молча ждали, когда слуги уйдут. На столе остался только графин и кубки. Когда наконец слуги закрыли за собой дверь, гиджана произнесла:

— Итак, я знаю ваше прошлое. Заглянем в будущее.

Под столом Ценнайра взяла Каландрилла за руку, ища мужества в его прикосновении. Несмотря на то что в груди у нее было не сердце, а нечто, вложенное туда Аномиусом, оно билось как настоящее. Во рту у нее пересохло, и свободной левой рукой она поднесла к губам кубок. Ей с трудом удалось сдержать дрожь и не разлить красную жидкость — она понимала, что быстро приближается к какой-то заветной черте, за которой эта древняя женщина укажет ее будущее и будущее всех сидевших за столом. Ценнайра осторожно поставила кубок на стол, внутренне благодаря Каландрилла за поддержку.

Тот улыбался ей с уверенностью, которую вовсе не испытывал. Как и Ценнайра, он понимал, что будущее его висит на волоске, и он молча молился Дере и Молодым богам, чтобы они дали ему то, чего он ждал от этого предсказания.

— Что мы должны делать? — спросил он, довольный тем, что голос его звучит ровно, не выдавая внутренней дрожи.

— Возьмитесь за руки, — велела Киама, — только вы четверо, без Очена.

Они безмолвно подчинились и по кругу взялись за руки, замкнув цепочку на гадалке.

— Я не ведаю, как это делается в вашей земле, — сказала она, — но здесь я прошу вас хранить молчание. На все ваши вопросы я отвечу позже, как смогу. Начали.

Старуха закрыла глаза и откинула голову. Сухая морщинистая кожа натянулась у нее на горле. На мгновение она замерла, а затем начала медленно раскачиваться из стороны в сторону, едва слышно напевая. Голос ее звучал так тихо, что слов было не разобрать. От Очена Каландрилл уже знал, что это не заклятие, что так она входит в контакт с миром судьбы. Гиджаны обладают особым даром, который позволяет им разобраться в хитросплетениях человеческих судеб. Каландрилл с нетерпением ждал.

Внезапно монотонный речитатив Киамы резко оборвался, голова ее упала так, что подбородок коснулся груди, затем так же резко откинулась назад. С закрытыми глазами она заговорила глубоким и на удивление громким голосом:

— Вас четверых ждет трудная дорога. Если вы пойдете по ней до конца, то предстоит вам столкнуться с опасностями невиданными… Куда как более страшными, чем обычная смерть даже для того из вас, у кого нет сердца. Против вас восстали мощные силы, они стремятся остановить и уничтожить вас. Они намерены отомстить вам, они могущественны… Они сильнее любого из вас, но если вы будете держаться вчетвером, вы можете их одолеть.

Я не могу видеть далеко. Те, кого вы разгромите, те, кому вы противостоите — и кто противостоит вам, — затуманивают мое видение. Много ответвлений от вашего пути теряется во тьме. Вы можете преуспеть, это вам по силам, но вы можете и не преуспеть, ибо противник ваш обладает мощью достаточной, дабы взять над вами верх.

Их несколько, ваших врагов. Один близко, другие далеко. Первый, сам не желая того, может помочь вам, и ежели случится сие, гнев его будет безграничен. Не теряйте присутствия духа, когда — и если — пойдете туда, куда предписано вам пойти. Одного только умения обращаться с мечом мало. Вам понадобится также и сила, коей обладает один из вас, хотя выражает она себя посредством другого. Доверие — вот краеугольный камень вашего союза. Без доверия вы ничто, без него вы погибнете.

Дальше я не вижу. Слишком темно, слишком запутано, нити переплетаются, лабиринт… Я… нет, слишком поздно, больше ничего.

Голова Киамы безвольно упала на грудь, тело обмякло, из раскрытых губ стекала струйка слюны. Она выпустила их руки и упала бы лицом на стол, если бы Брахт не поддержал ее. Гиджана едва слышно застонала, встрепенулась; Ценнайра поднесла к ее губам бокал вина.

Гиджана сделала маленький глоток, затем еще, затем отпила побольше, пробормотала слова благодарности и выпрямилась. Взгляд ее просветлел.

— Услышали ли вы то, что желали услышать? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого.

— Мы узнали, что нас четверо, — сказал Каландрилл, глядя на Ценнайру.

Потом он повернулся к Брахту, тот пожал плечами, виновато улыбнулся и пробормотал:

— Я твой должник, Ценнайра, и приношу свои извинения.

— Твои извинения приняты, — ответила она, — с благодарностью.

— Но, — добавил керниец, обращаясь к Киаме, — я многого не понял. Ты говорила о множестве врагов, и, мне кажется, мы их знаем: Рхыфамун, сам Фарн, Аномиус. Но кто может помочь нам, сам того не желая?