Андрей Рублев - Павел Северный

Неделя минула, как игумен Александр в вечернюю пору призвал к себе Андрея и Даниила. Сообщил, что есть слушок, что могут их позвать для украшения собора живописью. Определенного игумен ничего не сказал, а в умах живописцев появилась надежда, что и в самом деле представится им такая возможность. Да и как не быть надежде, когда сам князь Василий хвалил их работу в монастыре. Кроме того, еще зимой, перед Крещением, князь Василий за икону Нерукотворного Спаса одарил Андрея шубой и новыми сапогами. Была милостива и вдовая княгиня Евдокия – усадила есть рыбные пироги за стол со своей великокняжеской семьей в благодарность за написанный заново образ Христа.

Из-за внимания князя и княгини беспокойно жилось Андрею. Все его разговоры с Даниилом начинались и кончались мечтами о работе в Благовещенском соборе, оба словно забывали, что вряд ли их мечты осуществятся, пока в Москве живет и творит Феофан Грек.

А позавчера случилось совсем негаданное. Монастырь навестил посланный князем Василием молодой боярин. Посланец появился в келье, не жалея времени, просидел с Андреем за беседой, подробно расспрашивая, как можно было бы ладить сплошную преграду для отделения алтаря от храма. Боярин вроде бы только интересовался и не сказал ничего определенного, а Андрей сна лишился, размечтавшись, что его замысел, несмотря на то что митрополит настрого приказал о нем позабыть, может осуществиться именно в Благовещенском соборе.

Ходит Андрей по тропинке, а в мыслях – образы будущих икон. Утро солнечное, радостное. Поют скворцы. И трудно Андрею не верить, что мечты не сбудутся.

В Москве по утрам и по вечерам на лужах талой воды и на грязи под ногами прохожих все еще с хрустом разламывается тонкий лед.

В опочивальне великого князя Василия сумрачно, на столе горит, оплывая, свеча. Василий в собольей шубе ходит по горнице в валенках. Несмотря на весну, печи топлены по-зимнему. Жарко в горнице, а Василия третий день озноб донимает. Сам не припомнит, где застудился, а может, недужит оттого, что любит пить квасы со льда. В хворости Василий, как дитя малое, капризен и обидчив, разом становится грузным, ходить начинает вразвалку и руки сует в рукава шубы.

Возле стола на лавке сидит князь Владимир Хоробрый, пришедший из думной палаты со встречи с посольством из Новгорода. С дозволения Василия гость из-за жары в покое снял кафтан и говорит без обычной для него горячности.

– Дури в новгородцах хоть отбавляй. Говорят все враз. А о чем толкуют, понять нельзя. А рожи у всех, как блины, масленые.

– Не милы тебе? Я из-за своей остуды послал тебя с ними на беседу. Зачем пожаловали? Поди, опять с архиепископом не поладили?

– Про него слова не сказали. Как прижгло пятки, так живо к тебе за помощью кинулись.

– В чем помощь от меня надобна?

– Витовт Литовский их изобидел. Как начал стаивать снег, он опять отхватил кус Новгородской земли.

– Ну и что? Опять мой тесть бояр обидел? Поди, взял-то малость.

– Две боярских вотчины прибрал к рукам.

– Так и знал. Бедняги, без отнятых вотчин голодом насидятся. Двух бояр обидел, а посольство в Москве из скольких боярских душ объявилось?

– Десять бород.

– Поди ж ты. И не жалко им было трясти себя по весенней распутице? Чего молят?

– Чтобы ты своим именем отписал Витовту просьбицу. Урезонил бы его смилостивиться и вернуть боярам отнятые вотчины. Лесные, да еще с рыбными ловлями.

– Вон как. А чего ты послам от моего имени пообещал?

– Пообещал передать тебе их просьбу.

– Так ничего и не обещал?

– Нет.

– Ну, молодец. Меня, поди, в душах клянут, что тебя послал с ними беседовать. Ох, новгородцы, новгородцы! В любой беде сломя голову к Москве бегут с улыбочкой, а в радости от нас мурла в сторону воротят.

Покашливая, Василий походил по горнице, постояв у окна, сказал:

– Витовту писать не стану – надоел он мне своим своевольничанием. Послам скажи, что князь Василий просьбу их выполнит, письменно урезонит Витовта, но исполнит ли тот просьбу, поручиться, дескать, не может.

– Послы надеются, что по твоему слову он все выполнит.

– Ежели бы я ему ратный кулак показал – тогда другое дело. Но я Витовту из-за Новгорода грозить не стану. В радости без нас обходятся, так пусть и в горести к тому же привыкают.

– Послы шибко надеются с тобой повидаться. Намекали, что не с пустыми руками приехали.

– Узнай сторонкой, чего привезли. Ежели соболей али иные меха, то пусть в обрат везут. От своей мягкой рухляди забот не оберешься. Окромя того, хворый я. Нет у меня охоты с ними беседовать. Ты мне лучше скажи, когда в Москве объявятся обещанные тобой плотничные мастера?

– За ними дело не станет. Ты с митрополитом побеседуй. Он слышать не хочет о новшествах в алтарной преграде.

– Пусть не слушает. Неволить его не стану. Храмто мой. Домашний. В своем крестовом храме могу ладить любое свое пожелание.

– А ежели заупрямится и не благословит твое пожелание?

– Не благословит?

– Так говорит.

– Тогда и я его пожелание позабуду. А оно ему ох как надобно.

– Решил, кому доверишь роспись?

– Сам уговорил меня Феофана Грека призвать.

– Так один-то он не управится.

– Послушав тебя, честь гречанину оказал. А помогут ему Андрей Рублев с Даниилом Черным. Живописцы дельные.

– Но надобно спросить на это согласие Феофана. Может, он не захочет трудиться с ними.

– Как это – не захочет?

– Старик с норовом.

– А у меня он тоже водится. Я, московский князь, честь Феофану оказал. Перед иноземцами я спину гнуть не привык.

– Ежели обидишь Феофана, с митрополитом окажешься не в ладах.

– А ты этим себе не докучай. Ежели митрополит станет заноситься, пошлю его отдохнуть в Киев епископом, откуда в Москву призвал. С Киприаном обойдусь, как батюшка.

– Так у батюшки нашелся повод для опалы Киприана – кажись, он с боярами спевался.

– И у меня повод сыщется – с Юрием он переглядывается и перед боярами не ерепенится.

– Но батюшка твой наказал и помиловал.

– И я помилую, когда одумается и не станет скупиться благословлять мои пожелания на пользу Московского княжества и Церкви.

– Стало быть, в самом деле поверил Андрею, что иконостас украсит алтарь?

– Перестал сомневаться, когда повидал написанный им Нерукотворный Спас. Душой принял Андрея. Только вот не знаю, как из одной оказии справедливым выйти. Может, выручишь из беды, в кою попал не по своей воле?

– Ясней сказывай.