Последний ребенок - Джон Харт

– Не то слово. Неподходящее.

Джек выдохнул.

– Надо убираться отсюда. Прямо сейчас, пока он не проснулся и не убил нас.

И тут же, как будто Фримантл услышал эти слова, его глаза, темные и безумные, открылись. Выбросив руку, он схватил Джека за шею, подтянул к себе и прохрипел:

– Бог знает.

Сделав это заявление, разжал пальцы, и Джек попятился.

– Держи его! Господи… Не подпускай ко мне этого долбака.

Джонни замер, уставившись на Фримантла, и отвел глаза, только когда лицо великана очистилось от безумия.

– Что случилось? – растерянно спросил тот и испуганно огляделся. Потом поднял больную руку, посмотрел на нее так, словно видел впервые, опустил на колено и, как будто мальчишек и не было рядом, лег на бок.

– Где я?

Повернувшись, Джонни увидел друга у противоположной стены – больную руку он держал у горла, а здоровой крестился.

– Надо уходить… надо уходить, – шептал Джек бледными, бескровными губами.

– Ты в порядке?

Тот не ответил и только моргал. Слова застряли в горле, и он лишь открыл и закрыл рот. Мальчики повернулись и снова посмотрели на Фримантла, дрожащего на холодном каменном полу. Из зажмуренных глаз вытекали слезинки, губы бессмысленно шевелились, пропуская редкие, сухие звуки.

Джек снова перекрестился.

На его горле горели красные отметины от пальцев.

Ханта просто трясло от гнева, и, вернувшись в кабинет шефа, он вовсе не был уверен, что сумеет удержать себя в руках. Перед глазами все еще стояла картина: беснующаяся толпа репортеров и Йокам, идущий между ними с поднятой головой. Толкнув дверь так, что она ударилась о косяк, детектив переступил порог, но шеф, решив не дожидаться выплеска гнева со стороны подчиненного, уже хлопнулся в кресло, положил на стол служебное оружие Ханта и подтолкнул к нему через стол.

– Могло бы и получше обернуться.

Хант посмотрел на «ствол».

– Шлепнуть бы вас…

– Ну-ну, не надо мелодрам. Сидел бы в этом кресле – сделал бы то же самое.

Хант забрал свое табельное оружие и сунул его в кобуру.

– Понятно, засаду устроили…

Шеф хлопнул ладонью по столу.

– Ты же сам предположил, что здесь может быть замешан коп.

– Замешан во что?

– В эти дела с Джарвисом и Мичумом.

Хант показал на дверь.

– Это они так считают? И об этом хотят с ним поговорить?

– Приходится защищаться. Защищать расследование и репутацию полицейского департамента. Иногда мы вынуждены привлекать для этого кого-то извне, людей непредубежденных, посторонних. Мне это тоже не нравится, но так уж есть, и вот так оно делается.

– Вы кого пытаетесь убедить? Меня или себя?

– Ты меня морали не учи, праведник нашелся… Ничего бы такого не случилось, если б пресса рот заткнула, а ты бы своих не распускал.

– Мои люди зря не треплются.

– Ты – ведущий детектив и отвечаешь за каждого, кто участвует в расследовании.

– Чепуха.

– Разве не ты все последнее время спорил и доказывал, что в деле Бертона Джарвиса замешан коп? Разве мальчишка не это видел? И в записках разве не упоминался коп, бывавший в доме Бертона Джарвиса?

– Не коп, а охранник. Мы установили это вчера, когда вышли на Мичума.

– Неужели?

– Неужели что?

– Ты на все сто уверен, что к Джарвису приходил охранник?

– Это очевидно.

Шеф откинулся на спинку кресла.

– Кто предложил поехать в торговый центр?

– Йокам.

– А кому пришло в голову, что мальчишка мог принять за полицейского охранника?

– Йокаму. Нам обоим.

Шеф побарабанил толстыми пальцами по поцарапанной столешнице.

– Кэтрин Мерримон видела машину, стоявшую на улице неподалеку от ее дома. Она подумала, что наблюдают за ней и что машина, возможно, полицейская.

– У Мичума седан.

– Седан, но не полицейская машина. А вот Йокам ездит на полицейской.

– У нее просто возникло такое впечатление. Не более того.

Шеф поднялся из кресла. Прищуренные, с морщинами в уголках глаза впились в Ханта цепким взглядом.

– Ты ведь не вышел бы на Мичума без Йокама, а? Это ведь он выстроил логическую цепочку, разве не так? Йокам привел тебя в торговый центр.

– Ему полагается медаль.

– А если не было никакой дедукции? Если он точно знал?

– Знал что?

– А если он все время был заодно с ними, с Джарвисом и Мичумом? Что, если работали не двое, а трое?

– Чепуха.

– Ты постоянно это повторяешь.

– Надо найти Джонни Мерримона. Ему и минуты не понадобится, чтобы внести ясность.

– Если только он пожелает с тобой говорить.

– Пожелает. На этот раз пожелает.

– Раз так, ищи мальчишку, а когда найдешь, позвони. Сразу, как только он появится. И как только скажет, что видел у дома Джарвиса не Йокама, я позвоню в бюро расследований штата. А до тех пор Йокаму придется крутиться, как ужу на сковородке.

Хант покачал головой.

– Все не так.

– А ты остановись на минутку и подумай. Бертон Джарвис мертв. Мичум после звонка Холлоуэя понял, что мы подбираемся к нему, испугался и ударился в бега. Если б мы взяли его живым, он заговорил бы. За сданного «грязного» копа получил бы от окружного прокурора большие поблажки. Йокам тоже это понимал, а значит, у него была причина желать Мичуму смерти. – Шеф наконец поднялся. – Вот я и спрашиваю тебя еще раз: выстрел на поражение был оправдан?

– Я знаю Йокама.

– Что я говорил тебе насчет смешения личного и служебного?

– Я знаю Джона Йокама.

– Знаешь? Неужели? – Шеф выждал паузу. – Чем он занимается по выходным? Где проводит отпуска?

– Не в курсе, – признался Хант. – Об этом он не рассказывает.

– Йокам не был женат. Почему?

– А это при чем?

– При том. Мы же всё знаем и понимаем. Он сам частенько говорит.

Хант знал, что имеет в виду шеф. Каждый раз, сталкиваясь с преступлением особенно жестоким, предательством особенно отвратительным, Йокам произносил эту фразу.

«Тьма ест сердца, как рак».

– Ну да, он циник. Как и большинство копов.