Хроники Империи Ужаса. Гнев королей - Глен Кук

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вряд ли имеет значение, кем были наши родители. Мы все впитываем то, что нам дают. Поменяй местами младенца марена-димура с ребенком нордменов, и когда они вырастут, будут вести себя так же, как и их воспитатели. Кровное родство тут совершенно ни при чем. Помолчи, Дерель.

Они с Пратаксисом уже спорили насчет того, что важнее – происхождение или среда. Дерель готов был занять любую сторону – спор для него был скорее игрой.

– Я пытаюсь верить в то, что ты делаешь, – сказала Ингер, – но это нелегко. Из крестьянина в лучшем случае может получиться крестьянин в красивой одежде.

– А из его детей? Меня интересуют именно дети. Хотя и сам крестьянин тоже. – Прежде чем она успела ответить, он добавил: – Меня мало волнуют красивые речи и застольные манеры, милая. Главное – то, что здесь. – Он постучал по лбу. – И насколько хорошо оно справляется с работой.

– Вроде Абаки? – с нескрываемым сарказмом усмехнулась Ингер.

Криденса Абаку она терпеть не могла.

– Именно. Он сквернословит, у него чудовищные привычки, но при этом лучший тактический ум, какой я когда-либо встречал. Думаю, со временем мы сумеем его приручить.

– Он даже хуже крестьянина. Этот мерзкий народ жрет насекомых…

– Милая, если происхождение столь важно, то нас с тобой ждет немало проблем.

Ингер прищурилась, и улыбка ее снова исчезла. Она наклонилась вперед, и локон светлых волос упал на ее левый глаз.

– В смысле?

– В твоих жилах течет кровь Грейфеллсов. Грейфеллсы были предателями, изменниками, убийцами и мятежниками с тех пор, как мой дед был щенком. Если родство действительно имеет значение, то мне стоит приказать пятидесяти моим самым преданным людям не спускать с тебя глаз.

Краска отлила от лица Ингер, и она вскочила на ноги. Бледность сменилась багровым румянцем, и она что-то яростно забормотала.

– Сядь, милая. Я лишь пытался продемонстрировать тебе брешь в твоих аргументах.

– Вряд ли ты выбрал очень удачный способ.

– Может, и нет. Но, думаю, тебе придется согласиться.

Она резко взглянула на него:

– Пожалуй. Иначе все может закончиться тем, что мне придется делить свою жизнь с твоими дружками из команды игроков в захваты. Меня хочет видеть баронесса Картье. Я скоро вернусь.

– Тебе так и не удалось ее убедить, – заметил Пратаксис.

– Знаю. Завтра мы открываем сессию Тинга. О чем ты хотел бы им сообщить?

– Обсуждение было весьма плодотворным. Легион в ущелье позволит проход торговцам через две недели. Транспортировку и продажу оружия не разрешат. Караванщикам позволят обычное оружие для обороны. Караваны с Запада не пропустят к востоку от Троеса. Все сделки с Аргоном, Некремносом и их вассалами должны вестись через троенских посредников. Торговля с Матаянгой будет зависеть от текущей военной ситуации.

– Звучит вполне разумно.

– Наверняка найдутся недовольные преимуществом, которое получают троенцы.

– В этой стране всегда кто-то чем-то недоволен. Так или иначе, караваны устроят гонку за право пройти через ущелье.

– Любой, кто в состоянии собрать караван, уже это сделал. Стоит мне произнести магические слова, и они устроят давку.

– В таком случае я впустую потратил время многих, вынудив их ждать, чтобы выслушать тебя.

– Есть мысли, которые следует озвучить. Мнения, которыми следует поделиться.

– В последнюю неделю они ни с кем ничем не делились.

– Я мог бы их разозлить. Тогда они выскажут все, что думают.

– Не…

Со стороны марена-димура во главе с Абакой послышался женский вопль. Гневно закричали мужчины, Рагнарсон услышал лязг стали и вскочил с трона.

– Прочь с дороги! – рявкнул он, проталкиваясь сквозь толпу. Будучи выше большинства гостей, он увидел появившихся стражников. К счастью, они оказались наготове – он не рассчитывал, что вечер пройдет хотя бы без одной ссоры. – Проваливай, дьявол тебя побери! – рыкнул он на тучную старую матрону, которая тут же сделала вид, будто падает в обморок.

Когда он добрался до места, стражники уже окружили мужчин. Одним был Криденс Абака, а другим – некий молодой господин из Сословий, сын барона, приехавшего на собрание Тинга. Сам барон уже проталкивался к ним.

Абака и молодой человек осыпали друг друга обвинениями.

– Молчать! – рявкнул Рагнарсон. – Говори первый. – Он показал на юношу.

– Он пытался приставать к моей сестре, – бросил тот, насупившись и готовясь защищаться – позиция, все более распространенная среди представителей его класса.

– Криденс?

– Я лишь пригласил ее на танец, сир. – К Абаке вернулась его прежняя уверенность в себе, которая, возможно, никуда и не пропадала.

Он являлся тактиком не только в военном смысле, будучи мастером манипуляций, порой безжалостным, словно паук. Извиняться он не собирался.

– И все?

– Клянусь честью, сир.

– У тебя нет никакой чести, ты…

– Закрой пасть, парень, – огрызнулся Рагнарсон. – Ты теперь по уши в дерьме.

Он поискал взглядом девушку, о которой шла речь. Отец увел ее в сторону, и на губах его играла выжидающая усмешка. Рагнарсон подумал, что, возможно, на этот раз вокруг пальца обвели Абаку. Сословия считали себя смертельно оскорбленными тем, что вторым человеком в командовании армией назначили марена-димура. Прежде этот пост позволялось занимать лишь самым доверенным нордменам.

Рагнарсон повернулся к юноше.

– Ты посмел обнажить клинок во дворце? Против моего офицера?

Нордмен не собирался молчать:

– Кто-то должен показать этим… этим зверям, где их место. Я вызываю его на поединок!

– У тебя нет на это права, – сказал Рагнарсон.

– Я принимаю вызов, – ответил Абака, невысокий и худощавый, с оливковой кожей, большими черными усами и глубокими морщинами на лице. Его темные глаза напоминали куски обсидиана.

– Криденс, хватит! – бросил Браги. Абака, расслабившись, отступил назад – он прекрасно умел держать себя в руках. – Вот так-то лучше. – Браги снова повернулся к парню. – Сынок, ты совершил преступление. Представителям Сословий разрешено иметь оружие во дворце, но у тебя нет права его использовать. – Он показал на группу марена-димура, из которых был вооружен лишь Абака. – Это честь, а не право. Ты ею злоупотребил и лишился права бросать кому-либо вызов, нарушив закон. Это очень серьезное преступление. Я мог бы приказать тебя повесить. – Юноша побледнел. – Но мне было бы стыдно так поступать. Ибо настоящие преступления, которые имеют место, – глупость, высокомерие и неудачный выбор родителей. Сержант Вортель! – обратился он к стоявшему ближе всего к Абаке гвардейцу.