Хозяйка замка Едо - Ясуси Иноуэ

Тятя вспомнила и о другом воине, который умер сорокалетним, — Удзисато Гамоо. Двадцать лет минуло с тех пор, он закончил земной путь, не успев узнать о важнейших событиях эпохи: второй поход на Чосон, смерть тайко, битва при Сэкигахаре, возвышение Токугава, назначение Иэясу на пост сёгуна… Если бы Удзисато пожил подольше, всё могло быть по-другому — Иэясу никогда не добрался бы до власти. Да, для Хидэёри смерть Удзисато — невосполнимая потеря. Обстоятельства гибели влиятельного полководца в расцвете лет нередко вызывали у Тяти подозрения, и теперь она задумалась, уж не Иэясу ли приложил к этому руку. Основатель сёгуната Токугава был в её глазах воплощением зла, виновником всех бед, так что она н? замедлила записать на его счёт и смерть друга двадцать лет назад.

До поздней ночи Тятя продолжала вспоминать своих друзей и союзников, ушедших за последние годы. Она с сожалением думала о Тосииэ Маэде и других верных вассалах Тоётоми — Нагамасе Асано и Киёмасе Като, обо всех могущественных и влиятельных военачальниках, покинувших бренный мир, оставив её без поддержки. Ей казалось, что лишь враги продолжают жить, а мёртвые начали приобретать в её глазах все мыслимые и немыслимые добродетели. Даже дама Kara, Тятина непримиримая соперница при жизни, искупила вину своей смертью. Охацу, вдова Такацугу, и Когоо, супруга сёгуна Хидэтады, были с ней, с Тятей, одной крови, но единственного обстоятельства — того, что они живы, — хватило ей, чтобы обвинить их в злокозненности и коварстве, которые и не снились покойной даме Каге. Когоо возненавидела старшую сестру раз и навсегда, а Охацу, хоть и любит её, Тятю, по-прежнему, не дрогнув отправила своего сына Тадатаку в стан Токугава. Теперь, вспоминая поведение Охацу во время их последней встречи, то, как сестра болтала обо всём на свете, отвлекая её внимание от условий мирного договора, Тятя заподозрила, что всё это были уловки, призванные одурачить её, мать наследника Тайко, и самого Хидэёри, лишить их бдительности.

В ту ночь Тятя легла поздно и никак не могла заснуть — всё время вскакивала на ложе, вглядываясь во тьму широко открытыми глазами. Часы сменяли друг друга, и в её душе набирало силу желание изменить ход судьбы. Получится у неё или нет — не важно, она просто обязана хоть что-то предпринять! Засыпанные рвы снова разверзнутся, ощетинятся кольями, укрепления вырастут на пути врага! Она разошлёт всем влиятельным даймё петиции с призывом присоединиться к лагерю Тоётоми! Среди них наверняка много таких, кто недоволен политикой Токугава. Авторитет тайко ещё не до конца разрушен. Пока она, Тятя, жива, ни один сёгун из клана Токугава не ступит на землю Осаки! Она соберёт здесь всех ронинов империи, и тогда люди поймут, что Хидэёри готов бросить вызов всевластию Токугава, и князья, которые до сих пор робко сидели по своим замкам, сплотятся вокруг него! Во что бы то ни стало народ должен узнать, что Тоётоми решились на последнюю битву с Токугава, и чем раньше эта битва произойдёт — тем лучше. Однако, пока замок лишён защиты, нельзя открыто объявлять о своих намерениях — сначала нужно восстановить его обороноспособность, выкопать рвы, возвести стены…

Утром Тятя вскочила ни свет ни заря; несмотря на бессонную ночь, она чувствовала себя помолодевшей и полной сил, её глаза горели от возбуждения. Она сразу вознамерилась нанести визит сыну, чтобы поделиться решениями, принятыми ночью, и получить его одобрение. Но когда она вошла в приёмные покои Хидэёри, слуги сказали ей, что господин ещё спит, а присутствие одной из свитских дам Сэн-химэ свидетельствовало о том, что он делит ложе с супругой.

Тятя вернулась к себе в дурном настроении и спустя час снова отправилась к сыну. К тому времени Хидэёри уже встал. Выслушав мать, он сразу же выразил своё согласие.

— Я и сам принял это решение, когда смотрел, как воины Токугава засыпают рвы на втором оборонительном рубеже. Все наши военачальники разделяют моё мнение. Однако же я не вижу необходимости восстанавливать укрепления. Лишённый защиты, замок не выдержит осады, стало быть, нам не на что надеяться и остаётся только идти в наступление, ведь в любом случае это будет наша последняя битва, — невозмутимо сказал Хидэёри.

Тятя порадовалась тому, что они с сыном думают об одном и том же, но мрачная решимость Хидэёри оставить замок без защиты её испугала. Битва, которую они затевали, должна была стать последней и увенчать род Тоётоми славой, но победить в ней будет не так-то просто, необходимо позаботиться о пути отступления. Тятя поделилась своими сомнениями с сыном, и тот усмехнулся:

— Матушка, неужто вы и правда верите, что мы можем выстоять, окопавшись в замке? Лишь человек, несведущий в искусстве войны, способен впасть в такое заблуждение. Повторяю: у нас нет надежды, даже на помощь богов бессмысленно уповать. Речь идёт только о том, чтобы начать и довести до конца последнюю битву.

Хидэёри говорил спокойно, он просто пытался растолковать матери ситуацию. Тятя наконец поняла его намерения — и с лихорадочным отчаянием отбросила мысль о том, что её сын может погибнуть. Он так молод ещё, ему столько предстоит совершить! Он должен жить, обязан, любой ценой! Несмотря на юный возраст, это был уже настоящий воин, своими достоинствами превзошедший в её глазах самого тайко. Беда Хидэёри была в том, что он родился в неподходящее время, в эпоху смуты — при других обстоятельствах его слава непременно затмила бы отцовскую. Почему же его жизнь должна закончиться, не успев начаться?!

После разговора с сыном Тятя направилась к Харунаге Ооно. Выслушав её, военачальник кивнул:

— Совершенно с вами согласен, госпожа Едо. Необходимо вырыть защитные рвы, возвести частоколы. Я займусь этим, как только сёгун Хидэтада отбудет на восток, и тогда, если только остальные полководцы нас поддержат, можно будет не бояться Токугава.

Тяте такие речи понравились.

— Однако же на восстановление замка нам потребуется месяца два, не меньше, — продолжал Харунага, — и, пока работы не закончатся, ни в коем случае нельзя вступать в боевые действия. А для этого необходимо, чтобы почтенная хозяйка Вакасы соизволила отправиться в Сумпу.

— Охацу? Я, конечно, сумею убедить её отправиться в Сумпу, но о чём она будет вести там переговоры?

— Просто попросите её сделать это для нас. Остальное оставьте мне.

Харунага, судя по всему, собирался доверить Охацу некое прошение, чтобы та передала его в Сумпу Иэясу. Вероятно, это должно было на время отвлечь внимание сёгуната от Осаки. План показался Тяте разумным.

Двадцать восьмого числа сёгун Хидэтада выехал из Фусими в Эдо. Как только стало известно о его отбытии, в Осакском замке закипела бурная деятельность по восстановлению укреплений. Через несколько дней надёжного человека отрядили в Киото, где гостила Охацу, с просьбой отправиться в качестве посланницы к Иэясу в Сумпу. Лучшей посредницы в переговорах между кланами Токугава и Тоётоми, чем вдова Такацугу Кёгоку, и представить было нельзя. В итоге, правда, было решено, что кроме неё ходатайствовать перед отцом сёгуна за Хидэёри будут ещё три достойные дамы: госпожа нии-но-цу-бонэ[137]— мать Ватанабэ, правителя Этиго; госпожа Окура, мать Харунаги Ооно, а также мать самурая Масанаги Ватанабэ, родственника правителя Этиго. Официальная цель их визита к Иэясу заключалась в том, чтобы испросить финансовой помощи для княжеств-тодзама[138], разорённых войной.