Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - Сара Блейк

– Потребовалось четверо мужчин и целое утро, чтобы втащить его сюда, и оно до сих пор тут, – сказала Анна. – Наверное, гниет. Пианино нужно было для вечеринки, Эдди. – Анна повернулась к нему. – В тот вечер, когда я встретила тебя.

– Да. – Эдди улыбнулся жене, и в его глазах читалась такая любовь и нежность, что Эви отвела взгляд.

– Когда это было? – спросила Эви.

– В пятьдесят девятом, – ответила Анна. – Последний хороший год, как любил повторять мой отец. До того, как все в этой стране стало…

– Каким?

– Сложным, как он говорил, – задумчиво сказала Анна. – Но мне кажется, что он имел в виду «незнакомым».

– Все всегда происходит на вечеринке. – Эдди подошел к пианино. – Кто это сказал?

– Наверное, Остин, – ответила Анна. – У нее есть фразы на все случаи жизни.

– Терпеть не могу Остин, – фыркнула Эви. – Мне нравятся сестры Бронте, которые носятся по вересковым пустошам в своей прекрасной ярости.

– Надо же. А разве они несовместимы? – осторожно поинтересовалась ее крестная.

Эви улыбнулась – вопрос застал ее врасплох.

– Я думала, ты понимаешь Остин. Мне всегда казалось, что ты не слишком подвержена страстям. Как бабушка.

Но я совсем не похожа на бабушку, с некоторым возмущением подумала Эви; ее тянуло к большой двери амбара, за которой качалась на ветру трава.

– Кажется, на той вечеринке был тот негр? – спросил Эдди.

Эви повернулась и удивленно посмотрела на него:

– Попс нанимал чернокожего?

– Нет, я не думаю, что он тут работал, правда, дорогая?

– Нет, – твердо сказала Анна. – Он был гостем.

– Да, – с гордостью произнес Эдди и вернулся к жене. – Они были замечательными людьми, твои бабушка и дедушка. Принимали всех.

Эви увидела, что на лице Анны промелькнуло что-то странное, тень каких-то сильных чувств.

– Тетя Анна?

Анна посмотрела на Эви, но мысли ее были далеко.

– Пойдем, любовь моя. – Эдди предложил жене локоть и повернулся к выходу. Анна взяла его под руку, и он крепко прижал жену к себе. Вместе они осторожно перешагнули через широкий порог и вышли на гранитную плиту, служившую крыльцом. Эви в задумчивости стояла в амбаре. Пожилая чета замерла в широких дверях.

– Когда это было? Ты помнишь?

– Понятия не имею, – весело ответил Эдди.

– На той вечеринке.

Эви сосредоточенно закрывала дверь, чтобы не смотреть на крестную, не уводить ее из того места в прошлом, куда она теперь перенеслась. Они какое-то время стояли у амбара и смотрели на Большой дом внизу и море позади него.

– Пойдем, любовь моя? – сказал Эдди.

Она кивнула, и все трое медленно стали спускаться по склону, а когда добрались до Большого дома, Анна с облегчением села на скамью у крыльца. Эви села рядом с ней, а Эдди взял корзинку для пикника, свитера и пошел вниз, чтобы поговорить с Джимми на причале. Они молча смотрели, как он добрался до конца лужайки и исчез в прямоугольнике двери лодочного сарая.

– Знаешь, – через какое-то время сказала Анна, – я тут просматривала семейные документы, пыталась привести все в порядок. Не семьи Эдди, упаси бог, только свои. И это было так поучительно. Понимаешь, этих людей было так много, и некоторые жили триста лет назад. И меня поразило, Эви, как мало мы отличаемся друг от друга…

Эви внимательно посмотрела на нее:

– Но мы живем совсем по-другому.

– Да. Конечно, – согласилась Анна. – Конечно, машины и все такое. Но остальное… я имею в виду, что они рождались, старели и умирали точно так же, как мы. Снова и снова. И, Эви, – она положила ладонь на колено крестницы, – дорогая, в чем смысл?

– И в чем же? – Эви сглотнула.

– Ну. – Анна задумалась. – В этом.

– В чем – этом?

Пожилая женщина повернула голову в сторону лужайки. Эдди, должно быть, ждет ее, сидя в тени лодочного сарая рядом с Джимми. Эдди, который приходил домой из офиса в середине дня, между встречами с клиентами, и любил ее. Иногда даже когда дети не спали и были в своем манеже. Желание такое острое, и ты не знаешь, что это когда-нибудь пройдет, потому что это длится так долго, и в двадцать, и в тридцать, и даже в сорок. Утра в городе, жаркие утра, когда окна, распахнутые высоко над улицей, не защищали ни от улицы, ни от жары. Младенцы беспокоятся, дети постарше хнычут, а миссис Марстид режет на кухне морковку на ужин малышам. И вдруг ты оказываешься здесь на скамейке, рядом с одним из тех младенцев, маленькой дочкой Джоан. Взгляд Анны остановился на темном прямоугольнике тени на широкой двери лодочного сарая. Бедная Джоан.

Она покачала головой.

– В нас, – тихо сказала Анна. – В нас. Во всех нас.

Эви пристально вглядывалась в лицо тети Анны. Давным-давно, сидя в отдельной кабинке библиотеки, Эви испытала странное чувство: ей казалось, что она слышит голоса, говорящие с ней со страниц книг, которые она читала; что почти понимает мир, стоящий за этими словами, видит, как разворачивается перед ней весь одиннадцатый век. Но приходилось быть очень осторожной, чтобы не спугнуть то, что, как ей казалось, она понимала. То же самое она чувствовала теперь. Начни она сосредоточенно размышлять, и она непременно что-то упустит. Что-то важное.

– Подождите секунду. – Эви встала и вошла в дом, не придержав сетчатую дверь, которая громко хлопнула за ее спиной, и взяла с маленькой каминной полки в передней фотографию, сделанную камерой «поляроид».

– Вы это видели? – спросила она, вернувшись к скамейке.

Крестная молча смотрела на маленький снимок, который протянула ей Эви.

Джоан, подумала Анна. Ох, Джоан, вот как все обернулось.

– Хороши, правда? – сказала она, переворачивая фотографию и читая надпись, сделанную рукой Джоан.

– Как вы думаете, что это значит? – спросила Эви. – «Утро, когда…» Вы знаете, что это за утро?

Анна смотрела на дочь Джоан, которая считала, что много знает, но не знала – и похоже, никогда не пыталась узнать – собственную мать, и чувствовала, что очень устала. Она точно знает, что имела в виду Джоан, когда писала «Утро, когда…». Но не скажет. Это не ее тайна.

– Не имею ни малейшего представления, – ответила она и отвернулась.

Проклятье, думала Эви, глядя на самую близкую подругу матери. Опять. Это молчание. Знакомое молчание, которое ее окружало, в котором она выросла. Молчание, обкрадывавшее ее и каким-то образом продолжавшее обкрадывать, хотя она не понимала, как и почему – и кто был вором.

– Как она похожа на вашу бабушку.

Эви повернулась и проследила за взглядом Анны.