Няня для сурового папы - Полина Довлатова

торчащий из верхнего ящика стола.

Там вроде какой-то рисунок. Берусь пальцами за ватман, но отвлекаюсь на оповещение о новом сообщении.

"Нам не о чем разговаривать, Михаил Валерьевич. Я уехала домой. Приятно было провести с вами время. Спасибо за опыт! Всего ВАМ хорошего!"

Спасибо за опыт?

Ещё раз перечитываю фразу, за которую максимально зацепился мой постепенно опухающий от всех событий мозг.

Опыт, значит. Так вот, что это было?

Вот же коза мелкая.

Шумно выталкиваю воздух через ноздри и вытягиваю, наконец, ватман из ящика. Что угодно ожидаю увидеть, но не это.

На огромном белом листе нарисован мой портрет. И чертовски хорошо нарисован. Можно сказать, идеально.

Я выдвигаю ящик и достаю оттуда ещё несколько листов.

Нихрена себе.

Все они изрисованы моими портретами и портретами девочек. Я насчитываю как минимум двадцать рисунков.

Опыт, говоришь, Марья Алексевна?

Телефон снова пищит. Я смотрю на экран и вижу новое сообщение от Маши.

"Кстати, приятного вам романтического ужина с вашей женой! Надеюсь, ваша Светка готовит лучше, чем соседка Катя, и вы не отравитесь этой рыбой!"

Хмыкаю и убираю телефон в карман джинсов.

Язвительная зараза.

И талантливая…

Снова обвожу взглядом рисунки Маши.

Мог бы и поверить тебе, Марья Алексевна, если бы не вот это всё.

Провожу пальцами по аккуратным линиям на портрете девочек. Над этим она, скорее всего, не один день работала.

Один из псов забегает в спальню и подбегает к моей ноги, хватается зубами за джинсы и тянет, поскуливая.

— Сень, отстань, потом погуляем! — отдергиваю ногу, но пёс упрямо снова хватается за джинсы и тянет. — Да какого чёрта?!

Недоуменно смотрю на собаку и в следующий момент слышу грохот где-то наверху. Сеня протяжно скулит и бежит к двери, затем смотрит на меня, на дверь и опять на меня.

— В чём дело? Стёпа опять разбомбил спальню девочек? — вздыхаю и иду за псом, который тут же выбегает из комнаты и спешит к лестнице.

Захожу в детскую комнату и смотрю на Тасину кровать, на которой уже валяется Стёпа, а рядом с ним разбитая ваза и корзина с игрушками.

— Сколько раз вам говорить, чтобы вы не шлялись в детскую?

Подхожу к Тасиной кровати и пытаюсь согнать обнаглевшего пса, но тут замечаю, что у него в пасти какая-то игрушка. И, кажется, я знаю, чья она.

Наклоняюсь и осторожно достаю из пасти Стёпы Машиного медведя.

Значит, она Тасе своего талисмана оставила?

Вспомнив всё, что она говорила про это игрушку и её значимость, снова перевожу взгляд на экран телефона, где высвечивается последнее сообщение от Маши.

"Вина для храбрости хлебните! Там на столе разбитая бутылка. Стеклом не поперхнитесь. Алкоголь может сработать как обеззараживающее средство, если рыба отравлена. Главное, потом на унитазе от обезвоживания не умрите. Хотя, кому я рассказываю, вы же в горячих точках служили. Вы всё знаете!"

Усмехаюсь и кладу игрушку обратно на кроватку Таси. Выгоняю из детской собак, затем спускаюсь на кухню, на столе действительно нахожу бутылку вина. Правда, целую, а не разбитую.

Открываю штопором и наливаю немного в бокал. Для храбрости мне вряд ли надо, а вот в качестве успокоительного точно.

Ну держись, Маша…

Глава 39

Маша

Неделя спустя

— Маш, ты есть будешь? — раздаётся голос Лизы за дверью моей спальни.

— Нет, — буркаю, даже не повернув голову в сторону двери. Вместо этого продолжаю сидеть за мольбертом и красками дополнять фон.

— Тебе надо поесть!

— Я не хочу.

— Хочешь или нет, а надо! — не унимается сестра.

— Когда захочу, тогда и поем!

Тяжелый вздох и глухое ворчание Лизы, говорящее о том, что сестре надоело уговаривать меня делать что-либо. Впрочем, я этого и ждала. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое.

Радует, что хотя бы Кирилл не добивает меня всю эту неделю с момента моего возвращения домой. Хотя я ждала, что он будет мне говорить что-то из разряда «я предупреждал», « ну что, повзрослела?» или что-то типа того. Но он молчит. Слава богу!

Но переживает. Точно знаю, что Кирилл переживает ничуть не меньше, чем я. Об этом говорит как минимум его постоянно нервное расхаживание из угла в угол по дому и вечно сжатые скулы.

Не знаю, на кого он злится больше, на Бурого, за то, что тот оказался мудаком, или на меня, за то, что я дура и его не послушала. Но я очень благодарна ему за то, что он щадит мою психику и не добивает этими разговорами.

Да и какой смысл всё это обсуждать? Время вспять не повернёшь. К тому же и так понятно, что урок из произошедшего я извлекла.

— Ты не можешь сидеть тут бесконечно! Сколько это будет продолжаться? Ты вообще из комнаты не выходишь!

— В смысле, не выхожу? — зажимаю кисточку зубами и начинаю пальцем подправлять наложенную краску. — Я выхожу в туалет. В универ катаюсь.

— И всё, Маша! По-твоему, этого достаточно? Весь оставшийся день ты торчишь у себя! У меня уже дети скоро забудут, как ты выглядишь!

«И не только твои дети скоро забудут, как я выгляжу», — мрачно думаю про себя, продолжая размазывать краску по холсту.

— Сходи хотя бы с подружками встреться. Макс Новиков, кстати, заходил. Спрашивал о тебе. Может позвонишь ему? Сходили бы погулять…

— Не хочу.

— Почему? Он же тебе нравился.

— Как нравился, так и разонравился. Я девушка молодая и ветренная. Сегодня мне кто-то нравится, а завтра я о нём уже и думать забыла.

Посмотрев на Лизу, отвожу взгляд и поджимаю губы.

Жаль, что этот кобель бородатый так просто из мозга не выветривается…

— Лиз, я выйду, когда проголодаюсь, — отвечаю, сделав вид, что сосредоточена на рисунке. — Не переживай за меня. От голода и обезвоживания не умру.

Очередной тяжёлый вздох и удаляющиеся шаги сигнализируют о том, что Лиза, наконец, сдалась и ушла. Хотя, судя по грохоту, кто-то из детей просто что-то уронил в гостиной, и она пошла разбираться. Но я всё равно облегченно выдыхаю. Знаю, что она переживает за меня. Но я не готова говорить на эту тему. И не уверена, что буду когда-нибудь готова.

Телефон, лежащий рядом с палитрой, вдруг пиликает, и я, как ненормальная хватаю его, и буквально ненавижу себя за этот порыв эмоций. За слепое, глупое ожидание того, чего никогда