Тьма над Гильдией - Ольга Голотвина

— Может, веревка сама лопнула, — нехотя отозвался Дайру (не потому, что в это верил, просто неприятно было соглашаться с Фитилем).

В голове поднимался шум, горло саднило. «Заболею», — равнодушно подумал Дайру и покосился на Нитху. Ей-то каково, хрупкой южаночке? Они, все трое, скинули одежду и сушат над костром, а глупая девчонка раздеться отказалась наотрез.

Впрочем, Дайру припомнилось, что Нитха, отдав Унсаю драгоценный гриб, слизнула с ладони крошки. Может, и продержится до города…

— А на кой Унсаю нас топить? — усомнился Нургидан. — У него заемная сила кончается, он же пропадет посреди складки! На ногу-то не ступить!

— А тут Ворота рядом, — объяснил Фитиль. — За Воротами до проезжей дороги можно и ползком, а там проезжие подберут…

* * *

— Как — умер?! — возмущался Эшузар. — Что значит — умер?! Он же нужен нам… единственная ниточка, что ведет к Серебряному подворью…

— Да, дедушка, — сочувственно вздохнул принц, развалившись на перламутровом троне. — Вот такой мерзавец этот Хиави — взял да и помер, не спросив у тебя дозволения… куда катится мир?

— Не дерзи деду, паршивец! — стукнул Зарфест ладонью по золотому подлокотнику. — А ты, отец, успокойся. Нам не вернуть на тетиву тот болт, что пустил идиот-«крысолов». Надо принимать вещи такими, как есть. Мы потеряли Хиави, который был единственным, кто имел дело с Хастаном. Что за дурни стражники: сперва стреляют в кого попало, потом тащат раненого во дворец, вместо того чтобы привести лекаря на место драки!.. — Зарфест осекся, сообразив, что тоже сокрушается о том, чего не вернуть. — Теперь мы имеем только слова Шенги…

— …Который может оказаться главным злодеем! — напомнил король-отец. — Трудно ли свалить вину на покойника, которого сам подставил под стрелу?

— А книга? — ревниво взвился принц. — Книга, которую я… ну, мы с Прешкатом…

— Которую вам всучил неведомый бродяга, — уточнил Эшузар. — И в которой алхимик мог написать всякую ложь… если ее действительно написал Эйбунш!

— Это так, — хмыкнул король. — Но кого же считать надежным свидетелем?

— Того, кто пройдет пытку, — жестко ответил Эшузар. — Вот единственное истинное свидетельство. Всех на пытку — и Совиную Лапу, и Унсая…

— И Лауруша… — коварно подсказал внук.

— И Лау… — с разгона продолжил Эшузар. — Тьфу! Шуточки тут будешь шутить, сопляк?

— Пытка — это не так уж надежно, — вздохнул король. — В руках палача человек признается в том, что это он в последнее новолуние украл луну с неба… К тому же того, кого я охотно положил бы под кнут, на допрос брать нельзя.

— Ну да, Хастан… — мечтательно кивнул Эшузар. — Кстати, Глава Гильдии уверял, что у него есть говорушка. Может, нам посланника угостить вином?

— Я об этом думал. Увы, мои люди сообщают, что наш гость каждый день принимает некое снадобье. Однажды проболтался, что оно лишает силы все яды — и не только яды…

— Ну да, проболтался! — хохотнул Эшузар. — Нарочно сказал, чтоб мы не трудились…

— А почему бы вам без всякой пытки, вежливо не спросить посланника, виновен ли он в гибели кораблей на рейде? — любезно осведомился принц.

Отец и дед обратили к наследнику взоры, в которых читалась одна и та же мысль. Вслух ее произнес Эшузар:

— Какую же наглую, дерзкую и глупую тварь мы вырастили!

— Да, с большей пользой мы могли призвать на совет обезьяну из зверинца. Пошел вон, паршивец. Ступай к себе, упражняйся в острословии с прислугой.

Наследный принц не пошевелился на троне. Так и продолжал сидеть в наглой, небрежной позе — развалился, ноги вытянуты вперед…

— Я серьезен, как жрец у погребального костра. Утром я послал Венчигира проведать почтенного Ваштора из Клана Лебедя. Через кузена я передал больному бочонок наррабанского вина и свиток со стихами Джаши Странника — я знаю, Ваштор любит лирические поэмы. И попросил узнать, когда чародей сможет присутствовать на допросе.

Король всем телом подался в сторону перламутрового трона. Принц, скрывая в голосе торжество, продолжил:

— Ваштор ответил: ему нужно полмесяца, не меньше, чтобы полностью прийти в себя. Но он понимает, что этот разговор с ним не стали бы затевать без крайней необходимости. И уверен, что сумеет, собрав все силы, отделить правду от лжи в ответе на один вопрос, который будет задан при нем. Один-единственный. Потом, скорее всего, опять надолго сляжет в постель. Но в одном ответе он прочтет правду или ложь.

Отец и дед Ульфеста переглянулись, а потом вновь уставились на принца. Юноша поежился — таким непривычным было для него уважение в этих глазах.

Эшузар пристукнул по полу древком топорика.

— Да! — азартно воскликнул он. — Одного вопроса нам хватит!

* * *

— Я вот чего не понимаю, лопоухий: почему ты за Грань меч не берешь? Здесь же ни господина, ни стражи. Дружки на тебя хозяину не донесут, а тварям твой ошейник не интересен даже как закуска перед главным блюдом.

Дайру удержался от грубости. Напомнил себе, что этот рыжий несносный тип спас его в подземной реке. И ответил ровно и учтиво:

— Не хочу, чтобы руки привыкали к мечу. У меня, чуть опасность, ремень сам собой в ладонь прыгает, пряжка сама в воздух взвивается… Зачем мне переучиваться?

Показалось ему или нет, что Фитиль разочарован ответом? На ссору, что ли, нарывается? Но зачем?

А ведь запросто может нарваться! Все устали, еле тащатся по лесной дороге. Впереди, за деревьями, уже видна городская стена, но это совсем не подбадривает, не придает сил.

Все четверо имеют вид самых распоследних, потерявших всякую надежду бродяг. Пару раз мимо прогромыхали крестьянские телеги, но возницы на просьбу подвезти лишь молча замахивались кнутами. Что ж, этих земляных жуков можно понять.

Нургидан, самый выносливый, принял на плечи руку Унсая, идет при пленном враге вместо костыля. А тот так измучен болью, что подрастерял свои злодейские планы. Поди попрыгай на одной ноге от Врат до самого Аргосмира! Через овраг, через осинник, потом по дороге… Вот и ковыляет, отупев от боли…

Нитха тоже едва переставляет ноги. Даже не протестовала, когда Дайру снял с ее плеча котомку. А обычно возмущается, когда ей помогают. Гордая, так и перетак ее наррабанских богов!

Самому Дайру тоже, между прочим, не сладко тащиться с двумя котомками. Да еще горло так и дерет — застудился в подземной реке…

При мысли о речке внезапно всплывает другое воспоминание… как же он правильно сделал, когда оставил в доме Лауруша рукопись, которую зачем-то притащил из Издагмира! Будто кто-то подсказал: перед тем как уходить, вынул пергаментные странички из котомки и спрятал на потолочной балке в комнате, где ночевал. Вот и славно… ведь рукописи — они тоже живые, только о себе позаботиться не могут. Много ли текста пощадила бы вода?