Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Мьюриэль покачала головой:

– Понятия не имею. Мы надеялись, что ты знаешь.

Будто чья-то холодная железная рука стиснула внутренности Алуэтт. Сжала с такой силой, что ее выбросило из постели. Едва вскочив на ноги, она пустилась бегом. Обогнула Мьюриэль и скрылась за дверью.

– Жаворонок, ты куда?

Но встревоженный крик Мьюриэль отозвался сзади лишь слабым эхом: Алуэтт уже во весь опор неслась по коридору.

В комнате отца все было так, как и сказала Мьюриэль: дверь открыта, а внутри никого. С бешено колотящимся сердцем девушка еще шире распахнула дверь и зажгла свет.

Постель Гуго Торо была тщательно застелена, простыни и одеяло расправлены. Его комната всегда была скудно обставлена, но сейчас почему-то выглядела какой-то совсем уж нежилой. Алуэтт почудилось, что сам воздух в ней стал промозглым.

Холод пустоты.

Беспокойно обежав комнату взглядом, она бросилась к шкафу, отдернула занавеску.

И ахнула:

– Вот тебе и раз!

Полки опустели. Исчезло абсолютно все: рубашки и штаны, фартуки, белье и обувь.

Ну и как это понимать?

Где папины вещи? Может, он уже собрался в путь на Рейхенштат? Но где тогда он сам? Почему не заглянул утром к дочери, не проверил, собирается ли и она?

И тут Алуэтт заметила, что полки все-таки опустели не полностью. На самой верхней она увидела старый отцовский чемодан. В сердце вспыхнула надежда. Схватив стул, Алуэтт вскочила на него и достала чемодан, который, увы, оказался очень легким.

Алуэтт перенесла его на кровать, щелкнула замком и откинула крышку.

Там не было ни отцовской одежды, ни старинного подсвечника.

Внутри остались только две вещи.

На дне чемодана лежала Катрина, старая кукла Алуэтт, а рядом мерцала в тусклом свете титановая шкатулка – та, что почти наверняка принадлежала ее матери. Вот и все, что оставил ей отец.

– Жаворонок? Ну что там? – Это снова звала ее Мьюриэль, но Алуэтт даже не оглянулась. Она не отрывала взгляда от резьбы шкатулки и мягкой желтой ткани кукольного платья. Всего две вещи в этом мире, по-настоящему принадлежавшие ей.

И тогда на нее обрушилось понимание: отец и впрямь ушел.

«Результатов не найдено», – объявил телеком.

Марцелл со вздохом отключил экран и принялся разглядывать переполненную людьми студию в Ледоме, откуда дед только что закончил обращение к третьему сословию.

Марцелл двадцать минут искал в Коммюнике хоть какие-то сведения об Алуэтт Легран. Но девушка так и осталась призраком. Результаты обнаружились только по Жану Леграну, и они подтверждали то, что дед утром сказал инспектору Лимьеру.

«Бежал с Бастилии в 478 году о. п. д. Скончался в 480 году о. п. д. Родственников не имеет».

Вот только на самом деле Жан Легран не скончался. Марцелл вчера сам видел его на Зыбуне, так что Лимьеру не почудилось. Правда, на снимке в Коммюнике этот человек выглядел значительно моложе, однако узнать его не составило труда.

Но почему же нет никаких упоминаний о дочери?

Разглядывая сутолоку в студии, Марцелл увидел деда в окружении почитателей, выстроившихся в очередь, чтобы поздравить генерала д’Бонфакона со столь убедительной и действенной речью.

Марцелла передернуло. Неужели только ему кажется, что подобные угрозы не только не сработают, но лишь усугубят ситуацию? Казнь Надетты взбаламутила третье сословие – Марцелл прекрасно видел, что вчера творилось на Зыбуне. Она настолько разъярила нищих и голодных людей, что они – подумать только! – атаковали дроидов. Тут не угрожать надо, а бросить им спасательный круг, протянуть руку помощи. Показать, что Министерство и патриарх на их стороне.

Однако, похоже, так думал лишь он один, потому что после окончания речи вся студия дружно разразилась аплодисментами. Все: инспектора, сержанты, офицеры и даже техники – единодушно считали тактику генерала д’Бонфакона самой подходящей. Но ведь они не были в Монфере. Они не видели металлических трущоб Бидона. Они не смотрели в глаза Тео, когда Марцелл уверял его, что Режим безупречен.

«Я лишь надеялась научить тебя мыслить иначе… Я старалась научить тебя сочувствию».

И никого из них не воспитывала шпионка «Авангарда».

«Запрос на аэролинк от сержанта Шакаля», – вернул его к действительности голос телекома. Марцелл моргнул и стукнул по экрану, подтверждая вызов.

«Одного взяли», – с места в карьер объявил Шакаль, даже не утруждая себя формальным приветствием.

«Взяли? – недоверчиво повторил Марцелл. – Одного из них?» Он не уточнил, кого имеет в виду, но это и так было ясно.

«Так точно, – отозвался Шакаль. – Мы арестовали связного „Авангарда“, который разносил по Трюмам их сообщения. А теперь ждем, когда вы прибудете для проведения допроса».

«Я? – удивился Марцелл. – А почему вы сами не допросите связного?»

Допросы, несомненно, были по части Шакаля. Сержант умел вытрясти информацию из кого угодно. Если не оказывали действия его жестокий взгляд и свирепый голос, то неизменно срабатывала металлическая дубинка, которую он носил на поясе.

«Потому что злоумышленник утверждает, будто бы с вами знаком», – ответил сержант.

Марцелл растерянно уставился в телеком. Он видел только собственное отражение, мигающее в ответ из уголка экрана. Первым делом в голову пришла мысль о Мабель. Может, она послала к нему кого-нибудь, снова пытаясь завербовать?

«А никто другой его расколоть не сумел, – продолжал Шакаль, – вот мы и подумали, почему бы не попробовать будущему командору?»

Сержант не удержался от шпильки: для Марцелла не было тайной, что в полиции не одобряли быстрого продвижения генеральского внука по служебной лестнице. Но привычный к уколам Марцелл предпочел пропустить эту насмешку мимо ушей.

«Где арестованный?»

«Здесь держим, в Управлении полиции».

Марцелл неопределенно кивнул и пробормотал в телеком что-то вроде: «Сейчас буду».

Огромное, лишенное окон здание столичного Управления полиции кишело людьми. Громко возмущавшихся арестованных разводили по камерам и допросным, сержанты выкрикивали приказы, пытаясь установить подобие порядка. Атмосфера была такой напряженной, что, казалось, даже стены дрожали от возбуждения. Марцеллу еще на входе захотелось развернуться и уйти отсюда подальше.

– Долго же вы добирались… – Рядом вдруг возникла маленькая, крепко сбитая фигурка сержанта Шакаля.

Похоже, он единственный во всем здании выглядел действительно счастливым. Что ж, ничего удивительного: сержант Шакаль оказался в своей стихии. Ничто не доставляло ему такой радости, как расправа с нарушителями порядка.