За Землю Русскую! - Александр Невский

Приставы наши говорили, что хан отправит с нами собственных послов в Европу, если будем о том просить его; но сего мы не хотели: во-первых, для того, что они увидели бы несогласие и междоусобие Государей христианских, столь благоприятное для неверных; во-вторых, ежели бы с послами Гаюка сделалось какое несчастье в Европе, то он еще более остервенился бы против христиан.

К тому же хан не уполномочил бы сих послов для заключения надежного мира, а велел бы им единственно вручить письма Св. отцу такого же содержания, как и данные нам за его печатью.

Откланявшись Гаюку и матери его, которая дала нам по шубе лисьей и по красному кафтану, мы отправились в обратный путь, 14 ноября, чрез необозримые пустыни; не видали ни селений, ни лесов; ночевали в степях, на снегу, и приехали к Вознесению в стан Батыев, чтобы взять у него письма к папе.

Но Батый сказал, что он не может ничего прибавить к ответу хана, и дал нам пропуск, с коим мы благополучно доехали до Киева, где считали нас уже мертвыми, равно как и в Польше. Князь российский Даниил и брат его Василько оказали нам много ласки в своем владении и, собрав епископов, игуменов, знатных людей, с общего согласия объявили, что они «намерены признать Св. отца главою их церкви, подтверждая все сказанное ими о том прежде чрез особенного посла, бывшего у папы».

Сие важное известие согласно с грамотами Иннокентия IV, с летописями польскими и нашими собственными. Занимаясь великим намерением свергнуть иго Батыево, Даниил с горестью видел слабость России, уныние князей и народа; не мог надеяться на их содействие и долженствовал искать способов вне отечества.

Единоверная Греция, стесненная аравитянами, турками, крестоносцами, едва существовала: Даниил обратил глаза на Запад, где Рим был душою и средоточием всех государственных движений. Сей князь (в 1245 или 1246 г.) дал знать Иннокентию, что желает соединить церковь нашу с латинскою, готовый под ее знаменами идти против монголов. Началось дружелюбное сношение с Римом.

Папа, называя Даниила королем и любезнейшим сыном, велел архиепископу прусскому ехать в Галицию и выбрать там святителей из ученых монахов католических; объявил снисходительно, что все обряды греческой веры, не противные латинской, могут и впредь быть у нас соблюдаемы невозбранно (как то служение на квасных просфирах), и в знак особенной благосклонности утвердил супружество князя Василька, женатого на родственнице в третьем и четвертом колене (так сказано в письме Иннокентиевом, где сия дочь Георгия Суздальского именована Добравою), наконец, чтобы обольстить Даниилово честолюбие, предложил ему венец королевский.

Разумный князь ответствовал: «Требую войска, а не венца, украшения суетного, пока варвары господствуют над нами». Иннокентий обещал и войско: но Даниил в ожидании того медлил объявить себя католиком; оба хитрили, досадовали, и в 1249 г. легат папский с неудовольствием выехал из Галиции.

Посредничество короля венгерского утушило сию явную ссору: в залог милости Иннокентий (в 1253 или 1254 г.) прислал к Даниилу венец с другими царскими украшениями. Достойно замечания, что князь Галицкий, нечаянно встретив послов римских в Кракове, не хотел видеть их, сказав: «Мне, как Государю, непристойно беседовать с вами в земле чуждой».

Он вторично не хотел принять и короны; но, убежденный матерью, вдовствующею супругою Романовою, и герцогами польскими, согласился, требуя, чтобы Иннокентий взял действительные меры для обороны христиан от Батыя и до всеобщего Собора не осуждал догматов греческой церкви: вследствие чего Даниил признал папу своим отцом и наместником св. Петра, коего властью посол Иннокентиев, аббат мессинский, в присутствии народа и бояр возложил венец на главу его.

Сей достопамятный обряд совершился в Дрогичине, и князь Галицкий с того времени именовался королем, а папа написал грамоту к богемскому, моравскому, польскому, сербскому и другим народам, чтобы они вместе с галичанами под знамением креста ударили на монголов; но как от безрассудного междоусобия христианских Государей сие ополчение не состоялось, то Даниил снял с себя личину, отрекся от связи с Римом и презрел гнев папы, Александра IV, который (в 1257 г.) писал к нему, что «он забыл духовные и временные благодеяния церкви, венчавшей и помазавшей его на царство; не исполнил своих обетов и погибнет, если с новым раскаянием не обратится на путь истины; что клятва церковная и булат мирской готовы наказать неблагодарного».

В надежде смирять монголов посольствами и дарами новый король Галицкий, богатый казною, сильный войском, окруженный соседами или несогласными или слабыми, уже смеялся над злобою папы и, строго наблюдая уставы греческой церкви, доказал, что мнимое присоединение его к латинской было одною государственною хитростью.

Обращаясь к путешествию Карпини, предложим сказанное им о свойстве, нравах и вере монголов: сии известия также достойны замечания, сообщая нам ясное понятие о народе, который столь долгое время угнетал Россию.

«Татары (повествует Карпини) отличны видом от всех иных людей, имея щеки выпуклые и надутые, глаза едва приметные, ноги маленькие; большею частью ростом не высоки и худы; лицом смуглы и рябы. Они бреют волосы за ушами и спереди на лбу, отпуская усы, бороду и длинные косы назади; выстригают себе также гуменцо, подобно нашим священникам.

Мужчины и женщины носят кафтаны парчовые, шелковые и клееношные или шубы навыворот (получая ткани из Персии, а меха из России, Болгарии, земли Мордовской, Башкирии) и какие-то странные высокие шапки. Живут в шатрах, сплетенных из прутьев и покрытых войлоками; вверху делается отверстие, чрез которое входит свет и выходит дым, ибо у них всегда пылает огонь в ставке.

Стада и табуны монгольские бесчисленны: в целой Европе нет такого множества лошадей, верблюдов, овец, коз и рогатой скотины. Мясо и жидкая просяная каша есть главная пища сих дикарей, довольных малым ее количеством. Они не знают хлеба; едят все нечистыми руками, обтирая их об сапоги или траву; не моют ни котлов, ни самой одежды своей; любят кумыс и пьянство до крайности, а мед, пиво и вино получают иногда из других земель.

Мужчины не занимаются никакими работами, иногда присматривают только за стадами или делают стрелы. Младенцы трех или двух лет уже садятся на лошадь; женщины также ездят верхом и многие стреляют из лука не хуже воинов; в хозяйстве же удивительно трудолюбивы: стряпают, шьют платье, сапоги, чинят телеги, навьючивают верблюдов.

Вельможи и богатые люди имеют до ста жен; двоюродные совокупляются браком, пасынок с мачехою, невестки с деверем. Жених обыкновенно покупает невесту у родителей, и весьма дорогою ценою.

Не только прелюбодеяние, но и блуд наказывается смертью, равно как и воровство, столь необыкновенное, что татары не употребляют замков; боятся, уважают чиновников и в самом пьянстве не ссорятся или по крайней мере не дерутся между собою; скромны в обхождении с женщинами и ненавидят срамословие; терпеливо сносят зной, мороз, голод и с пустым желудком поют веселые песни; редко имеют тяжбы и любят помогать друг другу; но зато всех иноплеменных презирают, как мы видели собственными глазами: например, Ярослав, великий князь российский, и сын царя грузинского, будучи в Орде, не смели иногда сесть выше своих приставов. Татарин не обманывает татарина; но обмануть иностранца считается похвальною хитростью.