Молли Блэкуотер. За краем мира - Ник Перумов

Умирай на чужой войне, за каких–то варваров Rooskies. Под неведомой горой, неведомо за что. Тебе сказали — «вулкан!», а ты и поверила…

Ближе, ближе чёрные тени. Скользят по коридорам, ни на что не отвлекаясь, никого не замечая — к ней, к ней, к ней.

Ты наша, Miss Mollinair Evergreen Blackwater. Была, есть и будешь.

Who are you? What are you?

Кто вы есть? Что вы есть?

Мы те, что мы есть и кто мы есть. Ты наша, твоё место с нами!

Она дрогнула. Заколебалась. Голос в её голове — сильный, твёрдый, мужественный — говорил с настоящим столичным акцентом, какого не встретишь ни у скоробогачей Корнволлы, ни у промышленных магнатов Майнстера, ни даже у старых лендлордов Хайланда.

Цепь! Цепь ускользает!..

А тени всё ближе и ближе. И со всё большим трудом взмахивает потускневшими крыльями Жар—Птица.

Тени уже подле неё.

— Аррргх!!!

Жуткое, нечеловеческое рычание, и на пути сонмища чёрных возникла госпожа Старшая.

Точнее, возникло чудовище, какой–то живой колючий куст с ветками, усеянными длиннющими шипами; на иных белеют старые черепа, скалятся пустыми глазницами, а в них, в глазницах, ярко пылает огонь.

Старшая преграждает теням дорогу, и Молли враз ощущает, что такое настоящее «эхо».

Слепая волна высвобожденной силы несётся по коридорам, пронзая каменные своды и озёра пламенной лавы, заставляя расплавленный камень кипеть и плеваться огненными каплями.

Рушатся последние преграды, расходятся скобы, трескаются перемычки, крошатся основания и стены, дрожат столбы, ходят ходуном полы и потолки.

Но, расставив руки–ветви, выросла на пути теней госпожа Старшая.

И засмеялась. Кошмарным замогильным хохотом. И позвала к себе.

Первая из теней словно не успела остановиться, с разгону влетев прямо в ждущее переплетение голодных ветвей.

Визг. Тонкий, захлёбывающийся, прерывистый. Тень забилась, пронзённая во множестве мест ринувшимися вперёд шипами. Живая плеть обвилась вокруг того места, где тени полагалось бы иметь шею; рванула, опрокидывая и втаскивая куда–то себе под корни.

Что–то рвалось, мокро хлюпало, трещало. И кричало, захлёбываясь от ужаса и боли.

Правда, недолго. Очень недолго.

«Так они, получается, не призраки вовсе?» — оторопело подумала Молли.

Но тени не дрогнули. Не повернули назад, даже не остановились. Блеснули тусклые, словно из тумана сотканные палаши, и передняя тень, извернувшись по- змеиному, ловко рубанула по ринувшейся ей наперерез ветке.

Молли охнула от резкой, рванувшей плечо боли, словно вражье лезвие хлестнуло по ней самой.

«Цепь! Цепь держи! Я справлюсь!»

Молли опомнилась. Цепь! Да, конечно, цепь — и её Птица! Ой–ой–ой, её уже почти нагнали! Занесены тёмные сети — скорее, локоть — ладонь — пальцы, тепло в них, нет, жар, огонь, пламя, самое горячее, какое только можно вытерпеть! Лети, лети, красавица, лети свободно, жги, нет больше тебе преград, нет барьеров! Никто тебя не удержит, никто не остановит! Тьма бежит перед светом, холод отступает пред чистым пламенем!

Замер, заглох совсем чужой голос со столичным выговором.

Я не ваша! Не ваша, слышали?!Я… я не…

И тут слово родилось само.

Я — здешняя!

Впервые оно выговорилось так свободно, так естественно, как глоток воды, как вздох.

Я — здешняя.

«Ты наша, — подтвердил Зверь Земли. — От нас твоя сила, у нас она раскрылась. У нас ты стала собой, Молли, Дева Чёрной Воды».

Восторг боя, исступление схватки. Яростная, безграничная свобода. Это уже было — тогда, когда Молли крушила огненным молотом гусеничные паровики Королевства. Тогда — и сейчас.

Высоко, под самые своды, взвилась Жар—Птица, перевернулась через крыло и, словно коршун, падающий на добычу, сама рухнула на сгрудившиеся внизу чёрные тени.

— Жги!

Кажется, Молли даже завизжала, не в силах сдержаться.

Словно пламенная коса над травами, широко–широко раскинув дивно удлинившиеся вдруг крылья, Жар—Птица пронеслась сквозь скопище теней, не чувствуя преграды, и они рассыпались, брызнули в разные стороны облаком тёмных капель.

Бушует и рвётся на свободу подземное пламя, но Молли тащит, тянет за собой цепь, и последние звенья сами смыкаются воедино.

Эхо, её собственное эхо катится подземельями, но Молли не боится. Все двенадцать звеньев соединены вместе, ну, госпожа Старшая, я всё сделала!..

Госпожа Старшая? Госпожа Стар…

Замер недвижно куст с нанизанными на ветки черепами. И следа не осталось от чёрных теней — но почему она не шевелится?!

— Госпожа! Госпожа Старшая!

Два эха слились в одно. Катятся валом, всё сметая на своём пути. Цепь плотно охватила огненное сердце вулкана, но этого мало, мало! И… надо же дальше, а госпожа Старшая…

Не шевелится. Не дышит.

Почему, почему никто не встал на подмену?

«На себя цену твою возьму…»

Так сказала старая колдунья и от слова своего не отступилась.

Только сейчас Молли поняла, что госпожа Старшая не просто обратилась в куст — корни глубоко вонзились в неподатливый камень, за считаные мгновения проделав работу, на которую в природе уходят годы и даже десятилетия. Она тянула к себе две слившихся волны, рушила своды пещер, направляя дикую мощь туда, где она никому не смогла бы повредить — а цепь уже опутала пламенное сердце горы, не давая огню вырваться на волю.

И теперь оставалось лишь завершить работу.

Но госпожа Старшая замерла, недвижима. Ветви куста поникли, один из черепов и вовсе скатился с опустившегося шипа, и огонь в его глазницах померк.

И Жар—Птица, разогнав чёрные тени, дотащив цепь обратно к Молли, исчезла, сделав свою работу.

«Спасибо за свободу…» — шепнула напоследок

Где все остальные, где колдуны, где ведьмы? Почему никто госпоже Старшей не помогает?!

Трепещет в руках Молли конец заветной цепи. Звенья нерушимо скреплены надёжным замком — ею, Молли.

Но — что же дальше? Эхо магии приняла на себя Старшая, рассеивая его, как только могла. Правда, всё равно не до конца.

И некому теперь завершить дело с огненной горой, которая ярится всё сильнее и сильнее, стиснутое магической цепью пламя отчаянно ищет выхода.

Некому довершить начатое, кроме тебя, Моллинэр Блэкуотер, Дева Чёрной Воды.

Пусть горят пятки и уже перестают работать водяные заклятия, она доделает!

Так, как сама понимает.