Гроза тиранов - Андрей Муравьев

Я запрещал им жечь город, но кто сейчас что спросит с победителей?

Одна чета, отряд Харистеса, осталась охранять батарею порта. По-крайней мере, мне хочется так думать. Еще одна, Карабариса или уже моя, в башне цитадели. Остальные юнаки в свободном поиске. То один, то другой из них, ухмыляясь, появляется в воротах, волоча награбленное добро.

Я загружаю своих людей заданиями, не даю продохнуть. За работой не возникают мысли о том, что неплохо бы и им включиться в сладкую погоню за наживой.

Пушки, сторожившие узкую горную дорогу, ведущую к воротам, перезаряжены картечью. Если турки двинутся к городу, им придется несладко. Я специально разрядил пару стволов, чтобы показать приставленным гайдукам, сколько пороха и сколько жребия надо брать.

Ружья из полкового арсенала вынесены наверх, заряжены и поставлены у стен. Тут же свалены сабли, палаши и ржавые алебарды. Под навесами стоят бочонки с порохом и ящики с отлитыми пулями. Все подвалы прочесаны, головы последних турок украшают стены. Трупы ребята скинули в ров.

Мы готовы.

Последний раз проверяю все, потом запускаю над городом пару красных ракет. Пора готовиться к ответному ходу осман. Он не за горами – знаю…

Через полчаса у ворот появляется первая чета. Это – Георгий, сосед. Его люди даже сохраняют боевой порядок. Усатые довольные юнаки перегружены кулями с одеждой, посудой и отрезами дорогой ткани. Лишь некоторые в окровавленных повязках. У меня потерь побольше.

За мной следом ходит Нелли. Она не задает вопросов, не донимает перечислением своих злоключений. Но каждый раз, когда мой взгляд падает на нее, кончики губ начинают дрожать. Малышка на взводе, на пределе сил. Как и я, впрочем.

К воротам продираются бойцы других отрядов. Георгий, не спрашивая, расставил своих ребят у стены, выходящей на дорогу. Понимает, откуда ждать опасности.

Он первым подходит ко мне:

– К чему спешка?

– Скоро турки подойдут. Мне нужны люди на бастионах.

Георгий не спрашивает, откуда я располагаю такой информацией. Мне верят.

А знаю я о том, что османы пожалуют в город, потому как сам слил им дезу. Чтобы получилось наверняка, я отослал Жевричу подробный план нападения на… Котор. На кого бы ни работал ушлый начальник тайной полиции маленького княжества, он или кто-то из его близкого окружения явно подрабатывает игрой на сторону. Так что запущенная в канцелярию деза должна была найти благодарных слушателей.

Юнаки не планируют сложные акции. Они, в большей части, просты, как удар крестьянского топора. Так что слив должны были скушать и не подавиться, что и произошло. Когда мои разведчики сообщили, что в окрестностях Котора появились янычарские секреты, а из соседних городов уходят «на учения» большие части гарнизонов, стало понятно, что проект удастся.

У дахия в бухте почти пять тысяч пехоты и тысяча всадников. Большая часть их на другой стороне. Если услышали взрыв казармы, а уж это они заметят, то добираться сюда не меньше трех часов морем и полдня пехом, по узкой горной дорожке. Это – если кто-нибудь решится взять на себя ответственность. А турки не грешат инициативой. Потому, я рассчитываю, что раньше ночи османы к нам не пожалуют.

Если сунутся морем, то их должны пугануть ребята Харистеаса. У него двое усачей служили в австрийском фрайкоре при пушках, умеют и наводить и бить точно. По крайней мере, так говорят. Потому я и выбрал его чету на охрану портовых батарей.

Время есть. Еще есть. Но надо, чтобы разбойничающие головорезы собрались наконец. С них должен сойти азарт грабежа. Через пару часов мне понадобятся слаженные действия всех отрядов.

Пока же я ищу Воислава. Если уж не получилось вывести брата живым, надо хотя бы второй пункт собственного плана выполнить.

– Так сколько людей ты при палаче оставил?

– Троих…Справные ребята, с ними не забалует.

– Веди.

Под недоуменным взглядом Георгия мы идем из цитадели. Я, Воислав, пара гайдуков покрепче и хрупкая фигурка бывшей наложницы. Один из юнаков тащит громыхающий мешок.

Нам надо спешить.

– Ты думал, мы больше никогда не встретимся?

Толстый Али Азик старается сохранить невозмутимость. Лицо отрешено, губы шепчут «Все в воле Аллаха». Он старается впасть в транс, уйти, заговорить сам себя. Посмотрим, хватит ли тебе на это умения и времени, жирный индюк.

Я перебираю сваленные на столе железяки. Ребята сгребли найденные в Кровавой башне инструменты пыток. Хватали то, что подворачивалось под руку. Многие мне неизвестны, но большинство вполне узнаваемо.

– Ты верил, что сможешь всю жизнь резать других, а сам избегнешь кары?

Я уже улыбаюсь. Я редко так поступаю, очень редко. Потому как знаю, какое впечатление при этом произвожу на окружающих… Губы расходятся в сторону, обнажая провалы вырванных зубов. Шрам на щеке багровеет, наливается. Только глаза остаются злыми и требовательными. Сейчас передо мною закаленный в жестокостях палач, но и он отводит глаза.

– Смотри, гад! Потому как скоро ты будешь выглядеть также!!

Руки трясет, когда я перебираю тиски и зажимы, ножи и растяжки. Перед глазами на миг возникает легкая кровавая пелена. Хочется отбросить все, прыгнуть на эту тварь и рвать ее руками. Но я сдерживаюсь. Не хочу больше говорить.

…Гайдуки ушли наверх, трясти сундуки и шкафы в доме. Нелли плачет во дворе над телом какой-то старухи в разорванном переднике и со вспоротым животом. Мы медленно идем к финалу.

…Али уже не читает молитвы, не пробует задирать нос или гордо молчать. Этот кровавый студень мало похож на человека. Он только верещит и просит смерти. Легкого выхода из жизненного тупика.

Я устал.

Вид крови не принес мне покоя, крики не ласкают слух, как казалось когда-то. То, что было желанней всего, уже не радует. Надо заканчивать.

– Так где ты спрятал золото, толстяк?

Он лепечет, сбивается, поправляет себя и снова несет ерунду. Перечисляет кубки, пиастры, ковры.

– Ты не понял… Где мое золото, Али? Не порти мне день, жирный, – я беру в руки зубило. – Зачем юлишь? Надеешься, что пронесет?

Глаза его бегают, тело трясется. Он мычит кровавыми пузырями, что-то шепчет и клянется, клянется, клянется.

Я примериваюсь зубилом к растянутой на столе левой руке. Пальцы перехвачены отдельными тонкими суконными нитями. Кисть притянута и разложена. Кисть палача.

– Ты ведь сразу узнал, что я вез. Узнал и понял, что судьба дарит тебе удивительный шанс. Куруши, червонцы, золото – твой пропуск в тихую спокойную жизнь. Как же ты придумал такой план? – я вглядываюсь в круглое лицо. – Довести до сумасшествия посланника и заявить, что тот держался до конца? И самому взять то, что я вез.