Наталья Гончарова - Вадим Старк

«8 октября 1834 г. Москва.

Милостивый государь Сергей Гаврилович.

Известился я из Московских ведомостей, что имение покойного надворного советника Афонасия Николаевича Гончарова, состоящее Калужской губернии Медынского уезда в деревнях Никулине-Абрасцове и Сычевицыной, около 80 душ, продается за неплатеж долга Калужскому приказу общественного призрения, то по сему случаю прошу вас явиться к торгам, быть при оных и купить те души собственно для меня, естьли признаете выгодным, и, буде торг состоится за мною, то и деньги внеся, просите о выдаче на мое имя данной и о вводе меня тем покупным имением во владение; естьли потребно будет по сему делу — подавать какие-либо прошения, объявлении и всякого рода бумаги, то и оные от имяни моего за вашим рукоприкладством подавайте и действуйте как бы я сам лично, ибо я во всем том вам верю, и что вы по сему законно учините, впредь спорить и прекословить не буду.

Двора Его Императорского Величества камер-юнкер Александр Сергеев сын Пушкин из дворян титулярный советник».

Доверенность явно была составлена и написана чиновником Гражданской палаты, которому за то было уплачено, но подписана она Пушкиным. Пушкин действительно мог прочесть сообщение о продаже имения в газете «Московские ведомости». Первый раз оно было помещено в субботнем выпуске газеты от 28 июля и повторено 12 августа:

«Калужский Приказ Общественного Призрения сим извещает, что в присутствии онаго будут продаваться просрочен-ныя недвижимыя имения Надворного Советника Афанасия Гончарова, состоящие в Медынском уезде:

1е. В деревнях: Сицевицыной 26 и Образцовой 9, всего 35 душ

и 2е. В деревне Никулине 48 мужеска пола душ со всеми принадлежащими к ним угодьями и землею, на сроки 8-го, 10-го и 12-го числ Октября 1834 года».

Никулино находилось в пятидесяти пяти верстах от Полотняного Завода в живописном месте на берегу реки Шани. Переговоры о его приобретении велись конечно же еще во время пребывания Пушкина в Полотняном Заводе. Скорее всего, было обусловлено частичное или даже полное погашение недоданного Наталье Николаевне приданого за счет той части суммы, которая после продажи имения с торгов по уплате всех долгов должна была достаться Гончаровым. Вполне вероятно, что Пушкин, возможно, вместе с Натальей Николаевной, посетил свое предполагаемое будущее имение. По внутреннему семейному порядку Гончаровых Никулино хотя и являлось составной частью майората, но считалось за ней. Об этом свидетельствует «Продажная запись от мая 1842 года», в котором среди прочего значится: «…а для меня, Наталии Николаевны, отпущенного на волю Ивана Калашникова, которого для платежа за него податей и повинностей обязуюсь перечислить к собственному заселенному недвижимому имению, состоящему Калужской губернии Медынского уезда в селе Никулино».

Никулино числилось владельческим селом с господским домом и парком. Пушкину хотелось иметь собственное поместье, независимое от родителей, брата и сестры, а также родственников жены. У него не хватило денег, чтобы купить в соседстве с Михайловским Савкино, в отношении которого он строил «воздушные замки», и чтобы приобрести долю Кистенева из наследства дядюшки Василия Львовича, перекупленную Безобразовым. На этот раз из покупки села также ничего не вышло.

Собираясь приобрести Никулино, Пушкин рассчитывал на деньги от продажи «Истории Пугачева». Однако продажа будет идти и плохо, и медленно. Но покупка Никулина Пушкиным не состоится по иной причине: оно будет вовсе снято с торгов как составная часть майората Полотняного Завода, не подлежащего разделам. (Продать Никулино удастся только в 1848 году — оно достанется одному из кредиторов Гончаровых.)

Гончаровы хотели купить мельницу по соседству с Полотняным Заводом, принадлежавшую И. П. Мятлеву, приятелю и родственнику Пушкина, который взялся хлопотать по этому делу. Наталья Николаевна даже приложила к своему письму родственникам ответ Мятлева Пушкину, который, как и само письмо, до нас не дошел. Включился Пушкин и в заботы Натальи Николаевны о любимом ее брате Сергее, служившем в Новгороде с жалованьем в 250 рублей при необходимости платить за квартиру, содержать прислугу и лошадей.

Наконец, летом 1835 года он был привлечен и к хлопотам по давней тяжбе Гончаровых с Усачевым, их соседом по имению, общаясь по этому поводу с адвокатом Лерхом и своими влиятельными знакомыми: Вигелем, Дашковым и даже Жуковским. 15–17 августа Наталья Николаевна пишет брату Дмитрию по поводу процесса с Усачевым: «Постарайся приехать раньше отъезда моего мужа, который должен уехать в скором времени в деревню. Он направит тебя к своим друзьям, которые смогут чем-нибудь помочь тебе в этом деле».

Судя по соображениям, которые высказывала Наталья Николаевна в письмах брату, она вполне вошла в курс чиновничьего прохождения подобных спорных дел и проявляла в их решении деловую хватку «бой-бабы», по выражению Пушкина. Характерным в этом смысле являются ее суждения и сообщения о предпринимаемых ею шагах, высказанные в письме от 1 октября 1835 года: «А теперь я хочу узнать, кто эти шесть человек, от которых зависит наша судьба, и если это кто-нибудь из моих хороших друзей, то тогда я постараюсь принять их на свою сторону. Второе, что мне хотелось бы узнать: является ли правая рука Лонгинова, то есть лицо, занимающееся нашим делом, честным человеком или его можно подмазать? В этом случае надо действовать соответственно».

От управления Болдином Пушкин в конце концов отказался. Еще в январе 1835 года поступило взыскание на село Болдино из Санкт-Петербургского опекунского совета на 11 114 рублей. Управляющий Болдином Пеньковский, донося об этом, предлагал взять на себя оплату взысканий, а Пушкину доставлять квитанции, что, как он выражался, «выгодней было бы для вас и спокойней». Пока же он принял свои меры, дав губернским и земским чиновникам взятку в 200 рублей, чтобы задержать опись имения. Именно после этого Пушкин принял решение отказаться от управления Болдином, но откладывал этот шаг ввиду болезни матери и предпринял его только перед отъездом родителей на дачу, переговорив с отцом и подготовив полный финансовый отчет за период с апреля 1834 года по июль 1835-го, посчитав доход в 22 тысячи рублей, расходы и платежи по долгам и процентам.

Как уже бывало не однажды, Пушкин в очередной раз просчитался, приняв на себя заботы об имениях, на доходы от которых должно было содержаться все семейство. Как явствует из его писем жене, Наталья Николаевна с самого начала предупреждала мужа о безнадежности подобного предприятия. В конце концов, Пушкин действительно запутался во всем том, что составляло смысл существования для помещиков средней руки, к разряду которых он принадлежал по экономическим статьям. За 15 месяцев исправления хозяйственных забот по болдинскому имению Пушкин оказался завален вполне деловыми, но скучнейшими, порой неприятными и маловразумительными докладами Пеньковского и Калашникова, жалобами крестьян, всякого рода документами из присутственных мест и опекунских советов, а также неизбежными письмами кредиторов Льва Сергеевича. Если прибавить к этому просьбы родителей и бесконечные претензии Николая Ивановича Павлищева, якобы пекшегося о своей супруге, то можно представить, в каком положении оказался поэт, взваливший на себя бремя семейного правления. Стоило ему уплатить одни долги безрассудного брата или выкупить выданные им векселя, как появлялись новые кредиторы Льва Сергеевича, вдохновленные именно тем, что Пушкин был готов возвращать его долги. Как только он отвечал согласием на оплату каких-то трат Ольги Сергеевны, ее муж предъявлял новые счета. Павлищев пытался получить от Пушкина то, чего годами никак не мог добиться от своего тестя: обещанного содержания Ольги Сергеевны, на которое он, судя по всему, очень рассчитывал, вступая с ней в брак, будучи моложе ее на пять лет. Когда в 1828 году Пушкин способствовал примирению родителей с дочерью, пошедшей под венец без их благословения, он за внешне романтическим порывом Павлищева не разглядел расчетливости и в результате в лице нового родственника приобрел докучливого просителя.