Вечный союз - Уильям Форстен

Вука продолжал неторопливо размышлять. Кто же тогда? Только не Йохама, недалекий шут, не Карк и не Тока, который так опивался перебродившим молоком, что его каждый вечер рвало.

Он пошевелился, будто потягиваясь в полусне, и прислонился головой к стенке, по-прежнему наблюдая сквозь чуть приоткрытые веки.

Необходимо выиграть время, очистить себя. Вука знал, что отец будет колебаться, он знал за ним эту слабость, глупую привязанность к своим отпрыскам. Не раз он пользовался этой слабостью, оставляя отца в дураках и внутренне потешаясь над ним.

Он должен найти способ оттянуть окончательный приговор, который должен быть приведен в исполнение таким образом, чтобы он умер с честью. Вука был уверен, что отец ни за что не отправит его на небеса, зная, что его будут там презирать.

Если они действительно приведут приговор в исполнение…

Он посмотрел на Манту сквозь смеженные веки. Никакого сомнения, что именно Манту прочат на его место, – это было видно хотя бы по тому, как смотрел на него Хулагар.

В его голове стал складываться план.

– Эй, вы двое на третьей скамье, гребите в одном ритме со всеми!

Суздальцы недоуменно смотрели на римского инструктора, не понимая ни слова из того, что он кричит.

– Какого лешего ты от меня хочешь? – взорвался один из них. – Я тут надрываюсь, машу в воздухе этой тяжеленной хреновиной, а ты еще орешь на меня!

Наблюдавший за этой сценой Эндрю перевел взгляд на Дмитрия, который покраснел, как помидор.

– Прошу прощения, сэр, – сдавленным голосом произнес Дмитрий и ринулся к скамьям гребцов. – Слушайте меня, ублюдки! – Голос старого полковника гремел, как во время парада.

Капитан римской галеры посмотрел на Дмитрия с явным облегчением.

– Если этот человек скажет «лягушка», вы будете прыгать! Понятно?

– Но он же лопочет на этой римской тарабарщине! – протестующе воскликнул один из суздальских гребцов. – Как нам понять, чего он от нас хочет?

– Учите эту тарабарщину! – рявкнул полковник.

Суздальцы заворчали.

– Прошло уже десять дней, – напомнил им Дмитрий. – У нас осталось совсем мало времени, если вы, конечно, не хотите по возвращении застать свои дома в развалинах. Так что учитесь, разрази вас Перм! Учитесь латыни, учитесь грести!

– Мы все время торчим на берегу, – пожаловался все тот же недовольный солдат. – Это все равно что учиться ездить на лошади, сидя на бревне.

– Или любить женщину, не снимая штанов, – подхватил его товарищ, и все гребцы разразились хохотом.

Дмитрий изогнул губы в слабой улыбке и подождал, пока не стихли все смешки.

– Очень смешно, Лев, отличная шутка. Лев гордым взглядом обвел своих друзей.

– У тебя ведь есть дочь, Лев?

– Есть, – ответил солдат, – и я снимал штаны, чтобы она появилась.

Эта острота вызвала новый взрыв смеха.

– Прекрасно, прекрасно, – заметил Дмитрий, положив руку на плечо Льва. – Пока ты тут сидишь на скамье, – продолжил он, постепенно повышая голос, – подумай о том, что какой-нибудь карфагенянин скоро тоже снимет штаны, чтобы получше узнать твою дочку.

Улыбка мигом исчезла с лица Суздальца.

– А может, мерки приберегут ее для Праздника Луны? Она как раз подходящего возраста.

Теперь замолкли уже все. На лицо Льва было страшно смотреть.

– Полдня будете практиковаться в гребле на учебных судах. – Полковник уже не говорил, а кричал. – Остальное время тренируйтесь здесь, на берегу, пока не будет достроен наш флот. И все время помните, засранцы, что вас ждут в Суздале. И когда этот римлянин что-нибудь говорит, слушайте внимательно и ловите на лету! Если ты совершишь ошибку в бою, – закончил Дмитрий, ткнув Льва пальцем в грудь, – все на корабле могут погибнуть. Помни об этом и о своей дочери!

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и ушел.

– Отличный был сержант, прежде чем стал полковником, – одобрительно произнес Эндрю, обращаясь к Марку.

– Я не знаю русского, но смысл этой речи понятен и без слов, – улыбнулся консул. – Мне кажется, у сержантов и центурионов в жилах течет одна кровь, и всех их в детстве вскармливали не молоком, а уксусом, поэтому у них такое кислое выражение лица и несладкий характер.

Эндрю расхохотался. Он сразу вспомнил своего старого сержанта и подумал, что у Ганса сейчас забот полон рот.

– Поехали дальше, – предложил Кин и пустил Меркурия легким галопом.

Они поскакали через широкое поле, на котором еще две недели назад стояли войска карфагенян. Свыше половины суздальской армии, десять тысяч человек, и еще столько же римлян были разбиты на сотни отрядов. Повсюду располагались скамьи для гребцов, расставленные таким же образом, как и на захваченных карфагенских квадриремах.

Пока что было изготовлено меньше тысячи весел. На занятиях их заменяли длинные палки, на концах которых был для тяжести закреплен груз, а на многих «кораблях» людям приходилось просто ритмично поднимать и опускать руки, отрабатывая правильные движения.

– Весла? – спросил Эндрю у Майны, который неуклюже скакал рядом с ним.

Опасливо отпустив поводья, Джон засунул руку в мешок, висевший у него на поясе, и вытащил толстую пачку бумаг.

– Вчера изготовлено двести десять.

– Нам нужно восемь тысяч, – резко заметил Эндрю, – а пока что у нас всего лишь одна. Тебе нужно увеличить объем производства до трехсот пятидесяти штук ежедневно.

– Эндрю, у меня этим занимается больше тысячи человек. Но им не хватает инструментов. У некоторых рабочих вместо топоров обычные ножи!

– А почему ты не задействуешь лесопилки?

– Потому что на лесопилках двадцать четыре часа в сутки производятся доски для кораблей. Или весла, или дерево для судов. С веслами больше возни. Шпангоут и обшивку лучше оставить машинам.

Эндрю ничего не ответил, лишь бросил еще один взгляд на поле, на котором исходили потом тысячи сол-дат, поджариваемые полуденным солнцем. Странное было это зрелище: пространство в четверть квадратной мили, заполненное синхронно сгибающимися и распрямляющимися людьми, повторяющиеся, как эхо, морские команды капитанов и постоянная барабанная дробь, отбивающая ритм.

Глядя на невысокие столбики вокруг скамеек, трудно было представить их кораблями во время битвы.

– Что ж, адмирал Марк Лициний Грака, полюбуйтесь на свой флот, – воскликнул Эндрю, тщетно пытаясь за иронией скрыть свое уныние.

Но Марк довольно кивнул.

– Мы повторим деяния наших предков, – произнес он, и его глаза заблестели.