Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

— Выходи из землянки, — неожиданно приказала ему.

— Зачем? — удивился тот.

— Оттирать тебя, малый, надо, а то потом сам не рад будешь, вот что скажу. Пошли… — и, тяжело поднявшись, заковыляла к выходу.

Ничего не понимающий Сабанак поднялся и пошел следом. Тут же и Нурия, которой, видимо, трудно было сидеть на одном месте, выскочила наружу, и вдвоем со старухой они начали натирать ему руки снегом. Сперва он ничего не чувствовал, но потом появилась боль в пальцах да такая, что хоть кричать впору. Однако вскоре в руки пришло неожиданное тепло и началась ломота.

Нурия, смущаясь, набрала в пригоршню снега и провела по его щеке. Но старуха сердито отодвинула ее руку и велела идти в жилище, принявшись сама растирать и щеки и нос. Затем велела скинуть сапоги и столь же усердно растерла ступни ног.

Сабанак почувствовал, что кровь с новой живительной силой побежала по телу, и начал благодарить старуху, но та ничего не ответила, словно и не слышала его слов, а прошла обратно в землянку. Юноша натянул сапоги и вошел вслед за ней, сел на свое место у огня. Старуха подошла сзади к нему и бросила на землю сшитые из шкур теплые сапоги, промолвив единственное слово:

— Надень.

Он повиновался, не решаясь уже заговорить с ней, и лишь мягко улыбнулся и кивнул головой с благодарностью. Старуху словно прорвало от покорности Сабанака, и она громко заговорила, не особо подбирая слова:

— Какой дьявол понес тебя, сосунка в наши края?! Ничего не знаешь, не ведаешь, а туда же, на войну полез. Чего ты здесь потерял? Кто звал тебя к нам? Что тебе нужно, а? Своей земли нет, так на нашу позарились! А ты поживи здесь, попробуй, а если живой останешься, побежишь обратно так, что на сивой кобыле не догнать. Я бы вашего хана вот этими самыми руками задушила, встреться он мне!

— Тихо, мама, успокойся, — кинулись к старухе обе девушки, увидев, что та кричит в полном исступлении. — Ваши люди сына ее убили, брата нашего, — скороговоркой выпалила извиняющимся голосом Нурия, чуть повернув голову к Сабанаку.

И он тоже растерялся и, не смея что-то ответить, глядел на неистовствующую старуху широко открытыми глазами. В этот момент в землянку вошел, низко нагнув голову, Иркебай и прошел к огню. Он, верно, слышал крики старой женщины, потому спросил у Сабанака:

— Ну, слышал, как вас тут любят? Скажи спасибо, что она не взяла нож да не заколола тебя, как овцу, в жертву богам.

Тот помолчал, не зная, как лучше ответить, потом тихо проговорил:

— Люди всегда воевали, а значит, и убивали друг друга. Если я кого и убил, то лишь в честном бою, а не из засады, тишком.

— А-а-а… Значит ты хочешь сказать, что мы не по правилам сегодня с вами сражались? Так я тебя понял? А я тебе вот что скажу: когда в землянку заползает ядовитая гадюка, то никто не разбирает, права она или не права, а хватают кол или что в руки попадет и бьют ее по башке. А не убей ее, так и повадится, и детей покусает, и хозяйкой в твоем жилище станет.

— Мы пришли, чтоб прогнать вашего хана, который не по праву управляет вами. Наш хан Кучум законный наследник…

— Законный, говоришь?! — закричал Иркебай. Сабанак уже не рад был, что ввязался в спор с ним, понимая, что в любой момент может быть убит.

— Значит, нами не тот хан правил? А нам так вот все равно, кто нами правит, если он соблюдает законы наших предков и не мешает нам жить. Мы выбрали Едигира, и он наш хан! А ваш есть и останется навсегда чужаком для всех, запомни это.

— Предки нашего хана правили этой страной… — не повышая голоса, робко защищался Сабанак.

— Да насрать мне на его предков! Все уже давно о них забыли и вспоминать не желают. Завтра найдется еще кто-то, явится на нашу землю и захочет править нами. Нам решать, кто будет нашим ханом. Мы вольные люди, и захотим выгнать своего хана — выгоним. Захотим пригласить другого — пригласим! Понятно?!

— А белому царю вы тоже сами решили дань платить?

— Уж никак не по вашей из Бухары подсказке. Мы слабый народ, и нам нужны сильные друзья.

— Нашли друга, — фыркнул Сабанак, — да он вас проглотит и не заметит.

— А мы костлявые, нами и подавиться можно. Ты верно, уже понял это, — засмеялся Иркебай, — но больше я с тобой спорить не желаю. Давайте, хозяева, кормите нас, — потребовал он.

— Все давно готово, — недовольно проворчала старуха и шикнула на девушек, чтоб они вышли из землянки и не мешали мужчинам обедать.

Ночевал Сабанак в той же самой землянке вместе с воинами, захватившими его в плен. Хозяева ушли к соседям, оставив их одних.

На другой день выступили затемно, и Сабанаку разрешили сесть верхом на коня, предварительно связав ему руки за спиной. Затем было еще два ночлега в таких же, похожих одно на другое, поселениях. И Сабанак с горечью думал, что уже, верно, никогда не вернуться ему к своим землякам, не услышать шуток добродушного и грубоватого Алтаная, не ощутить на своем лице нежных пальчиков Биби-Чамал. От таких мыслей щемило сердце, иногда казалось, что лучше бы выхватить на привале кинжал у одного из охранников и заколоть себя, но… иное чувство — интереса и любопытства к народу, с которым он совсем недавно воевал, просыпалось в юноше и не позволяло решиться на крайность.

Через три дня Сабанак понял, что они достигли конечной цели своего путешествия. Навстречу им вышли около сотни вооруженных воинов, и, сопровождаемые ими, они въехали в лагерь, где почти не видно было женщин и детей. Зато стояло множество шалашей, шатров, свежая земля указывала на то, что недавно была вырыта землянка в большом холме, возвышающемся посреди лагеря. Горели большие костры, на которых в медных котлах варились огромные куски мяса. Где-то возле леса раздавался перестук молотков, верно, кузнецы ковали новое оружие. Возле опушки гарцевали на конях молодые всадники в нарядных доспехах, стараясь достать друг друга саблями под одобрительные крики пожилых бородатых воинов.

Юноша попытался прикинуть, сколько же людей находилось в лагере сибирцев, и понял, что их никак не меньше пяти, а то и семи сотен.

"Когда же они успели собрать такое войско? — поразился он. — А ударь они сейчас на Кашлык, и нашим воинам несдобровать. Правда, драться за свою жизнь они будут, как волки, но эти-то на своей земле и могут обложить городок со всех сторон и тем самым обречь их всех на голодную смерть…"

Его мысли были прерваны появлением на вершине холма высокого воина в богатой шубе, наброшенной на плечи, в собольей шапке на гордо поднятой голове. Даже издали Сабанак узнал в нем того пленника, много дней назад привезенного Кучумом с той стороны реки. Неуловимая перемена произошла в хане Едигире: он слегка сутулился, и широкие брови его были сведены к переносью, на щеках залегли глубокие морщины, и само лицо стало как-то темнее, сумрачнее.

Иркебай, увидев Едигира, торопливо заспешил к нему, скользя по мерзлой, накатанной множеством ног земле. Взобравшись на холм, поклонился сибирскому хану и начал что-то говорить, время от времени показывая рукой вниз на Сабанака. Выслушав его, Едигир отдал короткое приказание одному из воинов охраны, и тот, сбежав вниз, подтолкнул пленника в сторону хана, поясняя свои действия: