Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

Алтанай нетерпеливо дожидался, когда все достигнут низа холма, благо его конь был цел и невредим, и, как только нукеры вскочили в седла, кинулся первым за убегающими по льду сибирцами.

Лучники Иркебая бежали, непрерывно оглядываясь, чтоб рассчитать свой бег с движением степняков. Они уже различали снежные заносы, где спрятались с сетями наготове их товарищи, возле проломанных ночью и припорошенных снежком лунок. Лед был еще тонок, и трещал под ногами, чем дальше они уходили от берега. Иркебай стал даже опасаться, что степняки повернут обратно, испугавшись тонкого льда. Но те или не слышали треска, или надеялись проскочить опасное место, однако продолжали преследование.

Расстояние между ними непрерывно сокращалось, и сибирцы припустили уже в полную силу. Но и у конников дело обстояло не лучшим образом: падала, поскользнувшись, то одна, то другая лошадь, и пока седоки поднимались, ловили их, то уже безнадежно отставали от остальных.

Алтанай вырвался далеко вперед и уже поднял саблю, чтоб раскроить череп бегущему впереди невысокому сибирцу, который уже несколько раз падал, но вскакивал опять и, бросая на преследователя испуганные взгляды, мелко семенил кривыми короткими ножками, обутыми в меховые сапоги.

"Только бы конь не поскользнулся… — повторял про себя Алтанай, — только бы первого достать…" — и он сосредоточил все внимание на затылке бегущего мужика.

"Бжи-и-к-к-к…" — просвистела его сабля, и короткий мужичок рухнул на лед, прикрывая обеими руками рану на голове. Два других бегущих чуть впереди сибирца, обернувшись через плечо, увидели, как упал замертво их товарищ, кинулись в разные стороны, Алтанай даже не обратил на них внимания, оставив жертву для своих скачущих следом нукеров, и поспешил к основной группе, ожидая, что главная потеха ждет его впереди.

Но сибирцы неожиданно юркнули за снежные заносы, и растерявшийся Алтанай даже не успел понять, откуда вдруг взялась толстая рыбацкая сеть, выросшая у него на пути. Конь угодил мордой в ячею и, споткнувшись, кувыркнулся через голову. Седок полетел следом, успев освободить ноги от стремян, и… провалился под воду.

Остальные всадники не разобрались, что случилось с их предводителем, и кинулись к нему на выручку, выставив вперед сабли, стремясь скорее достать ненавистных сибирцев, спрятавшихся за сугробами. Но едва они подскакали ближе, как услышали треск льда, и тут же двое из них ушли вместе с лошадьми под воду. Другие испуганно рванулись в сторону, но и там угодили в полынью, искусно скрытую ветками и запорошенную свежим снегом.

Крики ужаса неслись со всех сторон, безумно ржали бедные лошади, выпучив из орбит огромные, налитые кровью глаза, всадники цеплялись за их гривы, за кромку льда, пытаясь выползти на поверхность. Но тут же их вновь сталкивали в воду, били копьями, топили в холодной иртышской воде. Дикий рев огласил снежные просторы и докатился до Кашлыка. Но ни малейшего сострадания не было на лицах воинов Иркебая. Они видели, как конники, барахтающиеся сейчас в воде, совсем недавно раскроили головы двум товарищам. Они были полны мести и желали только смерти тем, кто нес смерть им самим. Лишь трое степняков, из тех, что поотстали от основной группы, увидев издали, какая судьба постигла остальных, повернули коней и, торопливо нахлестывая их, уносились обратно к Кашлыку.

Иркебай стоял, широко раздвинув ноги и сжимая в правой руке копье. Его острие было окрашено кровью уже ушедших под воду врагов. Он улыбался, что отомстил наконец должным образом за смерть брата, и жалел об одном, что не может каждого из тонущих задушить своими руками, чтоб еще острее пережить их смерть.

Он увидел, что один из степняков, запутавшийся в сети, а именно он первым и попал в полынью, пытается выбраться на лед и скребется рукой, цепляясь за малейшие выступы, Иркебай шагнул к нему, выбирая момент для удара. Степняк повел головой и встретился глазами с ним. Ни следа мольбы не было в его узких, отливающих желтизной, как у рыси, глазах. Перебитый приплюснутый нос вбирал в себя морозный воздух, и клубы пара вырывались из широко открытого рта.

Иркебай ударил копьем в руку уцепившегося за лед степняка. Но он лишь вздрогнул, напрягся еще больше и, чуть застонав, выбросил на лед ногу в красном сапоге.

— Получай еще! — зло выкрикнул Иркебай и ткнул его в бок.

Глухой стон вырвался из груди того, и неожиданно он схватился за древко копья и резко рванул его к себе. Иркебай не удержался на ногах и соскользнул в прорубь. Тут же руки степняка сомкнулись на его горле.

— Нет, — прохрипел тот, — хоть еще одного из вас заберет Алтанай с собой на тот свет!

Иркебай вцепился в бороду врага и потянул к себе, пытаясь вырваться из его цепких рук. Но тот намертво вцепился в его горло и тянул за собой под лед. Наконец Иркебаю удалось сильным ударом пальцев в глаз ослабить хватку противника и вынырнуть из воды, глотнуть хоть малую толику воздуха и крикнуть:

— Помогите!

Его воины уже стояли наготове возле полыньи и тут же ухватили Иркебая за плечи, потянули сеть, в которой запутались оба противника, и извлекли на лед сперва одного, а потом и прочно державшегося за него башлыка Алтаная.

— Не убивайте его, — остановил Иркебай, увидев, что над головой степняка уже занесли саблю, — он храбрый воин, и я сохраняю ему жизнь.

— Я не привык благодарить за дарованную мне жизнь, — выплевывая воду изо рта и тяжело кашляя, ответил Алтанай, — но я поступил бы так же, случись такое с любым из вас.

— Буду надеяться, — махнул Иркебай рукой и заковылял, оставляя на льду мокрые следы меховых сапог, к берегу, где его воины уже разводили костер.

Кучум видел сверху, как гибли один за другим лучшие его воины, и злость, словно пар в закрытом котле, скапливалась внутри него. Горечь поражения и была тем огнем, что способен довести до исступления любого человека, привыкшего к победам и верящего в свою звезду и непогрешимость. Он в бессильной злобе колотил изо всех сил сжатым кулаком по обледеневшим бревнам крепостных стен и лишь чуть успокоился, когда ему доложили, что сибирцев оттеснили от опушки леса и подожгли близстоящие деревья.

— Далеко в лес не соваться, — передал он гонцу и повернулся к стоящему рядом Караче.

— Зимой лес плохо горит, за крепость нечего бояться, — тот словно угадал мысли хана и продолжал: — Надо в улусы за подмогой посылать.

— Без тебя не знаю, — сверкнул глазами Кучум, — а пройдут ли гонцы?

— Ночью отправим старого Ата-Бекира. Эта лиса с закрытыми глазами везде проскользнет. В крайнем случае приврет что-нибудь, коль схватят.

— Да и схватят, так не велика потеря, — сплюнул под ноги Кучум.

Наполненные смолой еловые ветки вспыхивали яркими факелами, и пламя перебрасывалось на соседнюю крону. Но стволы огню не поддавались, и вскоре лишь едкий дым вился клубами, направляемый ветром в крепость, заставляя людей кашлять, тереть покрасневшие от дыма глаза.

Захлебнулась и атака сибирцев, которые отошли в глубь леса на безопасное от пожара расстояние, укрывшись за глубоким оврагом, куда огонь не мог перекинуться. Едигир был доволен исходом боя.