Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен

Погода благоприятствовала плаванию, и на следующий день, когда дамы вышли на палубу, море было совершенно спокойным. Мы шли вдоль Северного Форланда, держа курс между плавучим маяком Гудвин и берегом. Утро выдалось чудесное, море играло оттенками голубого и зеленого, приобретая желтоватый цвет там, где обширные песчаные отмели эстуария Темзы подходили совсем близко к поверхности.

Созерцая скромные обрывы береговой черты Тенета, Люсиль пришла к не самому лучшему мнению об Англии.

– Это и есть ваши знаменитые меловые утесы? – обратилась она к капитану, поскольку обращаться без надобности ко мне старательно избегала. – Но они достигают едва четверти от высоты наших у Сен-Валери, которые я видела вчера из иллюминатора.

Капитан, человек простой, бросился доказывать, что у Англии есть свои преимущества. Ему было невдомек, что в определенных обстоятельствах женщина склонна винить все вокруг. Вот и сейчас бедным утесам досталось, видимо, просто из-за того, что они принадлежали моей родной стране.

Мадам оказалась не так глуха к доводам разума, и капитан, неважно знавший французский, более преуспел в общении с ней, не знающей иного языка, кроме родного, нежели с Люсиль, довольно бегло говорившей по-английски.

– Приближается плохая погода, – сообщил мне капитан спустя несколько часов. – Жаль, что уровень воды не даст нам войти в гавань Лоустофта раньше десяти часов.

Мы бросили якорь позади канонерки береговой обороны, в нескольких сотнях ярдов от причала Лоустофта, дожидаясь прилива. В одиннадцать мы вошли в порт, и, миновав шлюз, попали в реку, после чего остановились на ночевку. Так как ехать в Хоптон было слишком поздно, я предоставил мадам выбор: остаться на яхте или съехать на берег, в отель. Она предпочла заночевать на борту.

Дурные предсказания сбываются всегда, и непогода, которую обещал накануне капитан, обрушилась на нас ночью. На рассвете нашим глазам предстало серое, унылое море, затянутое пеленой низких облаков небо и нескончаемый моросящий дождь. Когда леди поднялись на палубу, был отлив, и вышедшие на поверхность илистые берега реки выглядели весьма неприглядно, а плоские луга, протянувшиеся по обоим берегам, тонули в дождевой пелене.

На пристани нас ждал экипаж из Хоптона. Для людей, не привыкших высаживаться на берег с маленькой шлюпки, эта затея выглядит куда более трудной и опасной, чем может показаться со стороны. Улицы Лоустофта, по которым лежал наш путь, выглядели грязными и пустынными. Рыбаки, шлепающие по лужам в своих тяжеленных морских сапогах и непромокающих плащах по направлению к гавани, усиливали ощущение мокрости и унылости, создавшееся у дам об Англии. Растущие на возвышенностях сучковатые деревья поникли под воздействием мороси и тоже не радовали взор.

Люсиль сидела, плотно сжав губы и глядя в забрызганное каплями окно. В глазах у нее застыли слезы, и я с печалью осознал тщету человеческих стараний. Все мои планы были разрушены припустившим в одночасье дождем.

Дом, однако, я нашел вполне уютным. В холле и главных комнатах горели камины.

День клонился к вечеру, когда я застал Люсиль одну в гостиной. Она разглядывала через окно плоскую как стол местность, уходящую к морю.

– Мне жаль, Мадемуазель, что все вокруг так невесело, – проговорил я, ощутив вдруг всю неприхотливую пустоту своего родового гнезда. – Я старался как мог.

– Спасибо, – отозвалась она голосом, в котором еще звучала обида. – Вы были очень добры.

Помолчав несколько секунд, Люсиль вдруг повернулась и вперила в меня сердитый взгляд.

– Никак не пойму, кто назначил вас нашим защитником? – резко спросила девушка.

– Судьба, Мадемуазель.

Первой, кто выказал любезность по отношению к изгнанницам, укрывшимся в Хоптоне, оказалась Изабелла Гейерсон. Откликнувшись на письмо законного владельца старого поместья, она нанесла визит мадам де Клериси. Бледность Изабеллы, ее тонкие, поджатые губы и неискренний взгляд произвели на виконтессу не самое благоприятное впечатление. Позже она описала гостью как разочарованную женщину, терзаемую некоей печалью или затаившую в глубине сердца обиду.

Однако с Люсиль Изабелла быстро сдружилась, чему в немалой степени способствовало знание молодой француженкой английского языка, потому как Изабелла не могла похвастаться успехами во французском.

«Люсиль, – писала мне мадам, после того как я уехал в Лондон с целью организовать активные поиски Шарля Миста, – безмерно обожает свою подругу мисс Гейерсон. Она утверждает, что эта английская Мадемуазель напоминает ей прекрасный и хрупкий фарфор. Но по мне, – продолжала госпожа де Клериси, – тонкость выделки этого сосуда оставляет желать лучшего».

Сближение было так стремительно, что обе девушки часто встречались в Хоптоне или в Литтл-Кортоне, лежавшем в паре миль от нашего имения, где Изабелла, похоронившая к тому времени родителей, жила с престарелой теткой, играющей роль ее компаньонки.

Девушки, как кажется, умеют находить тысячи тем для разговора и сотни мелких секретов, которыми готовы делиться, поэтому сходятся гораздо теснее, нежели юноши. Буквально через пару недель наши подруги уже называли друг друга по имени, хотя любой внимательный наблюдатель заметил бы, что эта откровенность не вполне взаимна – Изабелла Гейерсон была одной женщиной на тысячу по умению хранить свои секреты. Даже я, друживший с ней с детства, не мог похвастаться осведомленностью о лелеемых ею надеждах, чаяниях и сокровенных мыслях.

Встречи, как выяснилось, чаще происходили в Хоптоне, чем в доме Изабеллы.

– Мне нравится Хоптон, – поделилась та как бы нехотя с подругой. – У меня с этим домом связано много приятных воспоминаний. Сквайр всегда был добр ко мне.

– Полагаю, в бытность ребенком ты вдоволь наигралась в этих сонных древних комнатах, – прощебетала Люсиль, обводя взором портреты давно ушедших Говардов, ошибки которых давно были преданы забвению.

Люсиль ждала, но разговор замер словно сам собой. Изабелле нечего было добавить про те далекие дни, и, в отличие от многих женщин, мисс Гейерсон молчала, когда не имела чего сказать.

– А ты знала мать мистера Говарда? – сменила тему француженка. – Мне очень хотелось бы понять, какая она была.

– Я ее не знала, – последовал ответ, на этот раз более искренний. Скрытность Изабеллы касалась ее собственных дел и не распространялась на жизнь соседей. – И он сам тоже. Какое ужасное несчастье для него.

– Разве потеря матери не всегда ужасное несчастье?

– Да, но в его случае особенно.