Блицкриг в Европе, 1939-1940. Польша - Б. Лозовский

присоединенных к СССР, не было никаких эксцессов. К сожалению, без этого не обошлось, но гораздо важнее, на наш взгляд, то, что советское руководство не разжигало национализм, а всячески его преследовало. Поэтому встречающиеся ныне утверждения, что репрессии новой власти на этих территориях были направлены исключительно против поляков, не соответствуют действительности. Конечно, в первые месяцы Советской власти именно польское население испытало определенные ограничения, что по контрасту с их прежним положением «ясновельможных панов», чисто субъективно воспринималось ими очень тяжело. К тому же трансформация государственного аппарата и различных управленческих структур также коснулось в первую очередь именно поляков.

Казалось бы, тот факт, что из 19 832 человек, арестованных в сентябре — декабре 1935 г. органами НКВД в Западной Украине и Западной Белоруссии, 10 557 (54,5%) были поляками, подтверждает мнение о антипольской направленности арестов. Однако, если мы обратимся к инкриминируемым этим людям преступлениям, то увидим, что 4797 были арестованы за нелегальный переход границы, 2068 — за участие в контрреволюционных группах и организациях, 1672 — за контрреволюционную агитацию, 326 — за массовые беспорядки и бандитизм, 143 — за террор, диверсии, вредительство, 1104 — за шпионаж. Но более всего было арестовано за «разные» преступления — 9184 человека[566]. То есть 47,7% арестованных вообще не имело никакого отношения к политическим репрессиям. Если же учесть, что нелегальный переход границы был в основном связан с неурегулированностью пограничного режима и значительной волной беженцев в связи с событиями германо-польской войны, то количество «неполитических» арестов составит 72,1%. То есть ни о какой «антипольской» политике советских властей речь не шла. Тем более что в дальнейшем доля поляков среди арестованных постоянно снижалась, примерно соответствуя доле польского населения на этих территориях.

То же относится и к депортации населения из Западной Украины и Западной Белоруссии. Как ныне установлено, всего в 1939—1941 гг. с этих территорий в глубь СССР было переселено около 320 тыс. человек[567]. Пожалуй, только депортация осадников (79,6% из них поляки) может рассматриваться как антипольская акция, да и то здесь явно преобладали социальные мотивы, а также та ненависть, которую они успели зародить среди местного населения. То есть в определенной степени это была форма смягчения советским руководством остроты национальной ненависти на новых территориях. Конечно, мера варварская, но лучше ли было допустить национальную «разборку» среди местного населения? Не говоря уже о том, что выселение — это ведь не расстрел. Конечно, для депортированных из родных мест это служило слабым утешением, но современные исследователи могли бы более объективно оценивать эти события.

В связи с оценками советской политики на присоединенных территориях, стоит обратиться к материалам доклада командующего польского подпольного Союза вооруженной борьбы (СВБ) полковника «Грота» — С. Ровецкого: «Советы имеют большую помощь местного элемента (украинцев, белорусов, еврейской бедноты), много сторонников среди молодежи, которая получила работу»; «большевики не так склонны к расстрелам людей по любому поводу или без повода, как немцы»; «не отделяются они от поляков, а перенеся борьбу на социальную почву, они смогли завоевать некоторую часть польского общества, в основном среди пролетарской молодежи и некоторой части сломленной морально интеллигенции». Ровецкий признавал «полное безразличие» белорусов и украинцев к польской государственности, но указывал и на враждебность многих новым властям на экономической почве. Он пришел к выводу, что «широкая работа против большевиков невозможна», тем более что в целях «подрыва базы» СВБ органами НКВД были выселены члены семей офицеров, фабрикантов, помещиков, крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата[568]. Как видим, даже такое заинтересованное лицо, как Ровецкий, подтверждает отсутствие каких-либо антипольских действий советского руководства. В этом, на наш взгляд, и заключается коренное отличие советской политики на присоединенных территориях от германской. Причем следует оговориться, что речь идет не о том, что советская политика была «лучше», нет, она просто другая и понять ее в рамках европейских традиций национальной нетерпимости просто невозможно.

Пожалуй, единственной акцией, направленной преимущественно против поляков, стали события, связанные с судьбой военнопленных Войска Польского. Как уже отмечалось, большая часть оказавшихся в советском плену рядовых польских военнослужащих, уроженцев Западной Украины и Западной Белоруссии была распущена по домам. С 25 сентября по 7 октября в лагеря для военнопленных НКВД, которые начали создаваться только 22 сентября, поступило 125 803 человека, что привело к значительной перегруженности лагерей[569]. На основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 3 октября было решено распустить по домам оставшийся рядовой состав[570]. Согласно приказу наркома обороны № 575118; с 9 октября началось отправление эшелонов в Барановичи и Тарнополь, распускаемых военнопленных следовало обеспечить питанием и санобработкой[571]. К 19 октября по месту жительства были отправлены 40 769 человек. В 1939—1941 гг. были переданы Германии 43 054 человека, уроженцев Западной Польши, а немцы передали СССР 13 575 человек, уроженцев восточных польских воеводств[572]. Когда выяснилось, что пленных польских офицеров в подавляющем большинстве невозможно использовать в интересах СССР, 15 131 человек (в основном офицеры и полицейские) были расстреляны весной 1940 г.[573] Одновременно на основании того же решения Политбюро в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии были расстреляны 7305 человек.

Безусловно, решение судьбы пленных польских офицеров стало военным преступлением советского руководства. Однако, как уже отмечалось, именно такое «простое» решение в значительной степени было предопределено всем ходом советско-польских отношений 1918—1939 гг., в том числе и гибелью около 60 тыс. советских военнопленных в польских лагерях в 1919—1921 гг. Думается, что эта трагическая тема в отношениях между нашими странами должна решаться на основе взаимности. Как нынешнее российское руководство признало ответственность прежнего советского руководства за это преступление, так и польское руководство, видимо, должно признать вину тогдашних польских властей за гибель советских военнопленных. Как заявил министр иностранных дел Польши В. Бартошевский, «в убийстве польских офицеров никто не обвиняет весь российский народ. Мы виним только непосредственных исполнителей и их политических наставников»[574]. Вероятно, именно эта позиция должна быть применена и к Польше. Во всяком случае объективное изучение этого вопроса и соответствующее политическое заявление польских властей скорее всего позволят закрыть эту трагическую страницу нашей общей истории.

За 20 межвоенных лет положение СССР и Польши на международной арене радикально изменилось. Если поначалу Польша была центром влияния в Восточной Европе, а Советская Россия — страной, раздираемой гражданской войной, то в дальнейшем советскому руководству удалось консолидировать общество на основе создания мощного советского русского государства, которое могло активно отстаивать свои интересы на мировой арене. Польша же все более