Сталин - Аллилуевы. Хроника одной семьи - Владимир Аллилуев

Увы, какие бы механизмы мы ни изобретали, все, абсолютно все упирается в людей, все зависит от них. Были и в партии, и в государстве люди, которые не допускали массовых репрессий, противостояли им, и были те, кто их инспирировал, разжигал, пытаясь на этом строить карьеру. Я согласен с теми современными исследователями, которые утверждают, что в 1937–1938 годах жертвами репрессий оказались те, кто вершил произвол в 1918–1921 годах, в 1930–1933 годах и в предшествующие 1938 году. Это было вполне закономерно.

Меня всегда восхищала личность крупнейшего советского писателя М.А. Шолохова. В отстаивании правды, истины он умел идти до конца, не сгибаясь.

В 1933 году в отдельных регионах страны разразился голод, организованный теми, кто попал потом под гильотину 1937 года. М.А. Шолохов об этом пишет прямо: "В 1933 году враги народа из краевого руководства бывшего Азово-Черноморского края — под видом борьбы с саботажем в колхозах — лишили колхозников хлеба. Весь хлеб, в том числе и выданный авансом на трудодни, был изъят. Многие коммунисты, указывающие руководителям края на неправильность и недопустимость проводимой ими политической линии, были исключены из партии и арестованы.

В колхозах начался голод. Группа партийных работников северных районов Дона обратилась с письмом к товарищу Сталину, в котором просила расследователь неправильные действия краевого руководства и оказать ряду районов продовольственную помощь.

Через несколько дней от товарища Сталина была получена телеграмма:

"Письмо получил. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Назовите цифру". В районах начали кропотливо считать, сколько понадобится хлеба, чтобы дотянуть до нового урожая. Снова было послано письмо с расчетами, выкладками и указанием необходимого количества продовольственной помощи для каждого района. В ответной телеграмме товарищ Сталин сообщил, какому району и сколько отпущено хлеба, и упрекнул за промедление: "Надо было сообщить не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени".

Тысячи честных колхозников были спасены от нужды. Люди, пытавшиеся уморить их голодом, впоследствии были расстреляны".

Весной 1955 года в станицу Вешенскую к М.А. Шолохову приехал литературовед К. Прийма. В доме бывшего секретаря Вешенского РК партии, П.К. Лугового, который к этому времени скончался, он нашел письма Михаила Александровича, обращенные к нему в 1933 году, и справку П.К. Лугового, в которой было сказано, что "по прямому указанию врагов народа — троцкистов — в Вешенском районе были сознательно допущены перегибы, подвергнуты массовым репрессиям колхозники (арестовывались, выселялись из домов, конфисковывалось имущество, учинялись и другие бесчинства)". Вспоминая то время, Михаил Александрович сказал ему: "Да, это было очень трудное время, и вспоминать о нем не хочется. Единственное светлое воспоминание — вот эти телеграммы и та радость, с которой колхозники встретили семенную и продовольственную помощь правительства". А на вопрос Приймы: "А как решилась судьба коммунистов, упомянутых вами в письме Луговому?" — ответил: "Все они были восстановлены в партии и возвращены на свои прежние посты. И Петр Кузьмич Луговой был возвращен к нам первым секретарем райкома партии. И все пострадавшие колхозники были отпущены".

Шолохов, правда, умолчал о собственной роли. Когда троцкистские перегибы в коллективизации на Дону стали выливаться в насилие над середняком, он направил телеграмму М.П. Калинину, но положение не только не изменилось, но еще ухудшилось, местные власти начали уже арестовывать колхозников, вчистую конфискуя хлеб и скот. Тогда 16 апреля 1933 года он обращается с письмом лично к И.В. Сталину. И помощь была оказана, репрессии остановлены, виновные наказаны.

Однако Шолохову и Луговому проводники антикрестьянской преступной политики это запомнили ив 1938 году руками начальника областного НКВД Гречухина и секретаря обкома партии Евдокимова решили расправиться с ними, избрав для осуществления своей провокации старого чекиста И.С. Погорелова. Непосредственное руководство операцией было поручено сотруднику областного управления НКВД Эпштейну. М.А. Шолохов вряд ли уцелел бы в этой войне, если бы не И.С. Погорелов. Старый чекист, разобравшись в этой гнусной акции, написал Сталину и обвинил руководство областного НКВД в спланированной провокации.

4 ноября 1938 года у Сталина в Кремле дело разбиралось в присутствии Ивана Семеновича и Михаила Александровича, и их правота была подтверждена.

Вот вам и доказательство того, что все зависит от людей.

Кстати, есть немало фактов, что Сталин брал отдельные дела попавших под репрессии людей под свой контроль, и тогда они завершались для пострадавших вполне благополучно.

Знали ли о репрессиях за границей? Знали, конечно, но демаршей, движений за права человека не наблюдалось, нот протеста не поступало. Правда, на процессах представители Запада присутствовали и имели возможность составить о них свои суждения и выводы, но какой-то особой реакции не последовало. Очевидно, для собственной политической игры Запада эти репрессии материала не давали.

Иное дело, когда такой сюжет возникал, и появлялась возможность набросить тень на чужой плетень. Я имею в виду дела о польских пленных офицерах, их расстреле в Катыни.

За шумихой вокруг Катыни — длинный след. Советская власть унаследовала сложные, скажем так, отношения между Россией и Польшей. Добавила и свои сложности достаточно авантюрным походом на Варшаву в 1920 году.

Однако мы соседи, а с соседями лучше жить в мире. Советская сторона держала линию на добрососедство.

Перед второй мировой войной, когда над Польшей нависла угроза немецкой оккупации, СССР не раз предлагал Польше свою помощь, в том числе и военную, но был отвергнут. Тогда нам пришлось позаботиться об укреплении своих западных границ. Заключив пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году, СССР сразу перечеркнул планы нацистов на создание некоего марионеточного государства "Самостоятельной польской и галицийской Украины", составленного из территорий Западной Украины и Западной Белоруссии. Советское правительство потребовало от Германии убрать с этих земель свои войска, оказавшиеся там после блицразгрома Польши в сентябре 1939 года. День, когда руководители рейха были вынуждены принять решение о выводе своих войск, начальник Генштаба, сухопутных войск Ф. Гальдер назвал "днем позора немецкого политического руководства".

Наши войска вступили на родные земли Западной Украины и Западной Белоруссии и первыми увидели тяжелые последствия восемнадцатилетнего польского владычества.

Нужно заметить, что в течение многих лет польские власти пытались сыграть свою партию-соло в антисоветской европейской игре.

Еще за день до подписания в 1921 году Рижского мирного договора, по которому к Польше отходили Западная Украина и Западная Белоруссия, МИД направил в свои заграничные дипломатические миссии Инструкцию. В ней говорилось, что "следует и дальше поддерживать враждебные Советской России элементы, как русские, так и украинские, белорусские и кавказские. Наши интересы на востоке не кончаются на линии наших границ. Нам. небезразлична судьба земель исторической Речи Посполитой, отделенных от нас будущим Рижским договором".