Зона обетованная - Александр Федорович Косенков

для него посетителей. Притворяясь спящим, я пытался разгадать возможное местонахождение этого «входа – выхода». Ничего, кроме находившейся где-то совсем рядом норы росомахи, в голову почему-то не приходило. В конце концов, я решил, что как только начнет светать и настанет моя очередь бдительно следить за окружающим, попытаюсь отыскать эту нору. Если же результат окажется нулевым, обследую все уголки и закутки пещеры, служившей, судя по всему, не то карантинной камерой, не то секретной проходной в затерявшийся во времени мир.

Наконец я все-таки заснул. Во сне увидел тетю Веру, как всегда сидящую в своем любимом кресле под торшером и занятую не то шитьем, не то вязанием. Увидев меня, она подслеповато прищурилась, опустив на колени шитье, и строго сказала:

– Ты уверен, что все делаешь правильно, мой мальчик? Оттуда еще никто не возвращался.

Я возразил:

– А как же Петр Семенович?

– Он возвращается, чтобы больше не вернуться.

– Найду ее и вернусь.

– Ты никогда не найдешь ее. Никогда…

Омельченко потряс меня за плечо.

– Ты, я смотрю, любишь болтать во сне, – прошептал он, чтобы не разбудить свернувшегося калачиком Пугачева. – Неважная привычка, избавляйся. А то будущая жена будет знать все твои секреты. Разомнись, а я маленько покемарю. Кажется, светать начинает. Скоро поплывем.

– Поплывем?

– А какой у нас выход? Придется искупаться. Он там, наверное, руки потирает, что изловил косолапых. Хрен ему. Плавать-то умеешь?

– Получалось.

– Вот и ладушки. Борисыч тоже согласие искупаться дает. Так что где наша не пропадала. Прогуляйся до ветру, а я пока с Надехой погуторю. Что-то она в последнее время часто сниться стала. Беспокоится, видать.

Он еще что-то пробормотал, засыпая.

Я выглянул из пещеры. Ветра не было. Ночная тьма начинала редеть, и я уже отчетливо различал узкую щель между камнями, в которую, по словам Омельченко, скрылась недовольная вторжением росомаха. Интересно, что там, за камнями? Возможность заглянуть туда была лишь одна – забраться наверх, зацепиться за нависающий над камнями выступ, подтянуться, забраться на выступ, проползти по нему несколько метров и удовлетворить наконец свое любопытство. Даже при моем небогатом альпинистском опыте я должен был понять, что если моя попытка окажется неудачной, вернуться прежним путем назад мне уже не удастся. Развернуться на узком выступе, нависающем над пропастью, в принципе невозможно. И все-таки полез наверх, хотя совсем не был уверен, что моя попытка увенчается успехом. Добраться до выступа оказалось совсем нетрудно. Из нагромождения камней складывались высокие и снизу почти незаметные ступени, замаскированные под острые угловатые обломки скалы, хаотично разбросанные по суживающемуся кверху якобы природному обвалу. Человеку знающему, который не раз привычно по ним спускался и поднимался, можно было с закрытыми глазами или в полной темноте путешествовать по этой своеобразной лестнице. Только вот зачем? Верхушка пирамиды упиралась в нависающий базальтовый козырек, забраться на который, подтянувшись, как я рассчитывал, здесь, наверху, представлялось совершенно невозможным. Даже опытному акробату это оказалось бы не под силу, поскольку дотянуться до его края, как бы скошенного кверху и выступающему далеко за пределы крохотной площадки, которой заканчивался пирамидальный подъем, можно было только в смертельном прыжке, который неминуемо закончился бы гибелью, поскольку за камнями был такой же обрыв, который я оставил за спиной. Разочарованный, я уже хотел повернуть назад и начать спускаться, но неожиданно разглядел узкую щель, ровно тянувшуюся в месте прилегания уступа к монолитному основанию гольца. Щель была почти незаметна, и я бы никогда не разглядел ее, если бы вдруг не обозначившаяся в крепчающем утреннем свете легкая цветовая разница в окрасе пород козырька и скалы. Ее не должно было быть в принципе, хотя здешние каменные аномалии уже начали приучать меня к неожиданным раскрасам и обломам. Но не в этом же случае. Ни на что в общем-то не надеясь, я, согнувшись, подполз под основание уступа и уперся в него спиной. Казалось бы тяжелейшая каменная глыба неожиданно легко поддалась моему усилию, и деревянный люк, искусно раскрашенный под гранит, с легким скрипом приоткрыл четкий прямоугольник входа. Подтянувшись, я выбрался на уступ и увидел прямо перед собой довольно широкий лаз, совершенно незаметный снизу и, очевидно, не раз кем-то используемый, поскольку прямо перед ним лежал моток нашей веревки, а рядом стоял фонарь «летучая мышь» с чисто протертым стеклом и явно под завязку залитый керосином. «А вот теперь я тебе устрою такой же полтергейст, которым ты забавлялся с нами», – ухмыльнулся я, перекидывая через плечо связку веревки. Спички у опытного экспедиционника, каким я не без основания считал себя, были у меня в наличии. Я зажег фонарь и, согнувшись, протиснулся в лаз.

Длинная узкая штольня вела почему-то вниз, а не прямо, как я ожидал. Мне бы задуматься над этим обстоятельством, вернуться, разбудить Омельченко и Пугачева и вместе с ними двинуться по штольне, подстраховывая друг друга. Но решив, что пока они крепко спят, намаявшись за прошлую и нынешнюю бессонные ночи, я быстренько прикину, что тут и куда, а потом уже заявлюсь и удивлю их отысканной мною возможностью проникнуть в таинственную зону не вплавь по ледяной подземной реке, а вполне комфортным сухопутным путем. Мое старенькое ружье осталось в пещере, но пистолет был надежно спрятан под курткой. Неожиданности меня не пугали, я был к ним вполне готов после солидной прививки всех предшествующих событий. Довольно быстро я спустился вниз и оказался в огромном помещении, которое можно было бы считать ангаром или гаражом, поскольку в нем стояли два неплохо сохранившихся ЗИСа, которые я узнал по кадрам кинофильмов 60-х годов, частично разобранные аэросани, металлические стеллажи с какими-то деталями и ящиками. Вдоль одной из стен стояли бочки из-под горючего, хотя, может быть, из-под мазута и каких-нибудь масел. Бензином, во всяком случае, в этом гараже не пахло. И вообще складывалось впечатление, что человеческие руки давно ни к чему здесь не прикасались и с места долгие годы ничего не сдвигали. Главное, было совершенно непонятно, как все это сюда попало. Слабенький свет моей «летучей мыши» выхватывал из темноты лишь отдельные фрагменты окружающего пространства. Я обошел его по периметру, но нигде не разглядел даже следов ворот или дверей, через которые был доставлен сюда весь этот довольно громоздкий груз. И лишь в одном месте я разглядел нечто похожее на кладку из больших камней, возможно замуровавших прежний вход. Сейчас из «гаража» было всего два выхода – тот, которым спустился я, и второй, полускрытый кузовом ЗИСа – уходящий в неведомую темноту коридор. «Пройду метров сто, ну, двести – если ничего, поверну назад. Надо