Пищеблок - Алексей Иванов

– Это ты отправил стратилата в костёр?

– Я.

По телевизору показывали закрытие Олимпиады.

В розовое вечернее небо вздымался гигантский факел с олимпийским огнём. На зелёной арене слаженно танцевали тысячи артистов, из стороны в сторону перекатывались волны разноцветных знамён. Звенела музыка – и ликующая, и грустная одновременно. Люди на трибунах кричали, хлопали в ладоши, щёлкали фотоаппаратами, смеялись и обнимали друг друга за плечи. Там, на стадионе, происходило какое-то чудо, когда исчезли соперничество, зависть и злые помыслы, когда всех людей охватило ощущение родства по планете, и сердца смягчила печаль о скоротечности века, когда вдруг стало пронзительно ясно, что мир прекрасен, а жить надо без раздоров. На поле выплыл огромный Мишка с целым облаком надутых шариков. Он поднял лапу, прощаясь, и медленно воспарил над ареной, а люди махали ему вслед и утирали слёзы. На экране смуглая мулатка плакала, прижимала к нежным губам тонкие пальцы и посылала Мишке воздушный поцелуй.

– По-другому было невозможно, – негромко сказал Валерка.

– Я понял, – прошептал Игорь.

А над далёким стадионом взрывались и взрывались золотые салюты.

– До свиданья, до новых встреч! – разлеталось над всей страной.

Пацы валялись поверх заправленных постелей. Делать им было нечего.

– У меня около дома есть другой дом, старый, – поведал Славик Мухин. – Он ваще заброшенный. У него стена из кирпичей прямо в землю уходит. Точняк там есть клад. Золото, наверно, или какой-нито пулемёт.

– Пулемёт – нормально, – одобрил Титяпкин. – А золото нафиг не надо, чё с ним делать-то? Я бы лучше пулемёт взял.

– У нас все хотели этот клад найти, а никто не может стену сломать.

– Блин, я умею стены ломать! – загорелся Гурька. – Я могу бомбу схимичить! Там так подзорву, все кирпичи на луну улетят!

– Клады опасные, – предупредил Серёжа Домрачев. – Их всегда трупы охраняют. Ты такой копаешь клад, а оттуда трупак вылез – и на тебя хоба-на!

– Когда достанешь клад, нельзя о нём никому рассказывать, – добавил Горохов. – А то мильтоны сразу приедут и всё себе заберут, так по закону положено. Тебе потом дадут почётную грамоту, и подтерись ею.

Пацы ждали, когда их позовут грузиться на теплоход, – ждали, как весь отряд и весь лагерь. Вчера вожатые пообещали, что погрузка начнётся после завтрака, а утром Рин Хална и Горь-Саныч объявили, что на трамвайчике авария, и надо сидеть в корпусе, пока аварию не починят. Пацы и сидели.

Лёвы с ними не было. Он заболел, и его увели в медпункт. Валерка тоже не участвовал в обсуждении проблем кладоискательства; он без очков лежал на койке и смотрел в потолок. Пацы знали, что Валерка подрался с Лёликом и Гельбичем, поэтому морда у него побита, и он переживает. Пацы отнеслись к его неприятностям с пониманием, не смеялись и не дразнили.

Юрик Тонких подсел к Валерке.

– Приходи домой ко мне в гости, – пригласил он. – Будем вместе модель самолёта клеить. Я вот тебе свой адрес написал…

Юрик сунул Валерке в руку бумажку с адресом.

Из коридора наконец-то донёсся бодрый голос Ирины Михайловны:

– Ребята, выходим! Вещи свои не забываем! Пора на посадку!

Всё утро Ирина с Игорем по очереди бегали из корпуса на пирс, потому что на Волге Димон Малосолов спасал речной трамвайчик, то есть совершал подвиг. Ирина беспокоилась о Димоне, а Игорь – о трамвайчике.

Игорь ещё ночью вернул Димону ключи от теплохода, и Димон даже не заподозрил, что угон судна – дело рук Игоря. Трамвайчик, севший на мель, обнаружили пионеры, которые возвращались с Последнего костра по берегу, а не по дороге. Пионеры доложили Свистухе. Пока Свистуха сообразила, что к чему, уже начался рассвет. Свистуха разбудила капитана Капустина.

Разгневанный Капустин не смог ни в чём обвинить Димона. Димон – вот он, тут: трезвый и с ключами. Судно угнали хулиганствующие элементы. А Димон с лёгкостью заверил капитана, что не надо вызывать из города буксир: он сам сей же миг восстановит должностное благополучие капитана.

Димона распирало счастье. У него всё получилось с Ириной, и он готов был горы свернуть. Ирина сопровождала его на подвиг, утратив всякую потребность в независимости. На пирсе Димон героически разоблачился до синих семейников, взял ключи в зубы и вразмашку поплыл на трамвайчик. Ирина страшно волновалась, пока её возлюбленный преодолевал бушующие воды, взбирался на борт, затем заводил двигатель, на реверсе рывками умело стаскивал судно с мели и победно перегонял обратно к пирсу.

Димона не смутило то, что он увидел на теплоходе. Бывшие пиявцы, они же – хулиганствующие элементы, никуда не делись с трамвайчика. Они лишь расползлись по всему судну и лежали без сил на лавочках, у многих был жар, их трясло и тошнило. Обычные признаки похмелья. Всё ясно. Эта компашка проникла на теплоход, сломала дверь салона и перепилась какой-то отравы. Кто-то сдуру отшвартовал судно, и оно поплыло само по себе. Пьянчуги попытались спасти положение, выдавили лобовое стекло в рубке и пролезли к штурвалу, но без ключей не смогли завести двигатель, чтобы вернуться к пирсу. Трамвайчик вынесло на мель, а пьянчуги с горя ужрались в хлам.

Капитана Капустина эта версия событий вполне устроила. Игоря тоже.

Не поверила только Свистунова. Ладно – Беклемишев, он шпана, или Несветова, она строптивая; но как могли затеять попойку Максим и Кирилл, спортсмены? А примерный Хлопов или культурный Стаховский? А девочки из средних отрядов, в конце концов?.. Нет, картинка не складывалась. Эти алкаши – они из списка доктора Носатова; что ж, пускай тогда доктор с ними и возится. Смена завершалась, и надо выбросить всё из головы. Свистуха отослала похмельных к доктору и предпочла ничего странного не заметить.

По пути на пирс Игорь заскочил к бабе Нюре на пищеблок. Баба Нюра успела до прихода поварих привести столовую в порядок. Игорь не решился сказать правду о гибели стратилата. Соврал. Дескать, вампир, запертый в пищеблоке, на заре рассыпался в пыль, и конец. Баба Нюра поверила. Она обняла Игоря и зарыдала. Игорь поглаживал её по спине и думал, что страх бабы Нюры теперь закончился. Баба Нюра свободна. А они с Валеркой – нет.

Когда по лагерной трансляции объявили о посадке на теплоход, Ирина поручила Игорю строить отряд на дорожке у корпуса, а сама направилась в изолятор за Маринкой Лебедевой и Лёвой Хлоповым, бывшими пиявцами. Пионеры с чемоданами и сумками высыпались на улицу. Валерка встал в пару с Вовкой Макеровым – они за смену не подружились, и потому Валерка мог сейчас молчать. Один из всего отряда, он повязал пионерский галстук. А ещё он незаметно разорвал на клочки записку с адресом Юрика. Не нужно ему знать этот адрес. А Юрику не нужно приглашать его в свой дом.

Наглый Гельбич, разрушая строй, протолкался к Валерке.

– Ну чё ты, Валерыч? – обиженно сказал он, будто Валерка был перед ним виноват. – Это же всё фигня!