Могильщик кукол - Петра Хаммесфар

Труда почувствовала крайнюю беспомощность. Бедный Бен! Такая красивая девушка, избалованная, до самого воротничка праздничного платья переполненная высокомерием своей красоты. Труда попыталась отвлечь его лучшим, что было на столе, — слоеным пирожком, супом, горячим вторым блюдом, различными сортами мороженого и пудингом. Каждый раз это помогало только на короткое время. После еды она попробовала отвлечь его прогулкой. Он с готовностью последовал за нею, потому что Марлена Йенсен тоже вышла, чтобы немного размять ноги. При этом Марлену сопровождал один молодой человек, родственник Вильмрода. Труда его не знала. Он ей показался несколько моложе Бена. И производил впечатление глуповатого парня.

На кофе они вернулись за свой небольшой стол. Бен измельчил кусок свадебного торта, и ему понадобилось почти полчаса, чтобы отправить в рот все кусочки с тарелки, так как он не отводил глаз от Марлены Йенсен.

После кофе гости перемешались. Якоб после некоторого промедления подошел к праздничному столу, подсел к Паулю и начал разговор обо всем понемногу. Антония подошла к Труде и украдкой проверила, не слишком ли туго завязана темная бархотка под воротником рубашки, надетая на Бена вместо галстука. Антония тоже заметила его тоскующий взгляд и поручила обеим девчушкам немного позаботиться о Бене. Но теперь его мало что могло отвлечь, ни поглаживание, ни призывы поиграть. Он только сидел и смотрел на Марлену.

Вечером накрыли стол с холодными закусками, Труда нагромоздила ему на тарелку целую гору самых изысканных закусок, проследила за тем, чтобы он не обмазал рубашку майонезом, и окончательно убедилась, что на свете есть вещи, которые она ничем не могла ему заменить.

У него было не меньше чувств, чем у Альберта Крессманна, гладившего под столом ногу Аннеты Лесслер и одновременно пожиравшего глазами Марлену Йенсен. Не меньше желания, чем у Дитера Клоя, старавшегося привлечь к себе внимание Марлены и потому разговаривавшего несколько повышенным тоном. У него было не меньше сердца, чем у Ахима Лесслера, после ужина отправившегося отвезти домой свою подругу. Не меньше влечения, чем у Бруно Клоя, украдкой поглядывавшего на Марию Йенсен. Не меньше любви, чем у Уве фон Бурга, в эти часы обещавшего Бэрбель, что следующей будет их собственная свадьба. Не меньше страсти, чем у Андреаса Лесслера, предвкушавшего радость предстоящей ночи.

Таким, как в тот день, Труда никогда еще не видела сына. Не представляла, что несколько часов он может спокойно просидеть на одном стуле. Погрузившись в воспоминания и удивляясь, что та, которая была с ним так ласкова когда-то, не одарила его сегодня ни словом, ни улыбкой.

От Марлены Йенсен не ускользнуло то, что он не отрывал от нее взгляда. Вниманием любого другого она наслаждалась бы, но только не Бена! Она обратила внимание Эриха на то, как пристально на нее смотрит Бен. Тот махнул рукой. Смотреть на девушку никому не запрещено. Даже если это длится несколько часов, здесь нет состава преступления. Никому нельзя запретить смотреть, даже Бруно, чьи взгляды, направленные на Марию, для Эриха были во много раз неприятнее.

После закусок начались музыка и танцы. Жених и невеста открыли бал вальсом, остальные к ним присоединились. Поневоле Эриху Йенсену пришлось повести жену на танцплощадку, прежде чем Бруно Клой осмелился бы пригласить Марию на танец. Якобу тоже захотелось потанцевать хотя бы один танец. Но Труда не решалась оставить Бена, пока Антония не сменила ее на десять минут.

С танцплощадки они видели, как Антония что-то прошептала Бену и затем повела его к племяннице.

— Можешь разок ее погладить, — сказала Антония.

Марлена Йенсен страдальчески улыбнулась, тем не менее не осмелилась возражать, боясь потерять расположение тети. Свой протест она выразит много месяцев спустя, когда Бен возникнет перед нею на дороге.

Для меня и моего коллеги Дирка Шумана дело закончилось, едва успев начаться. Как я уже упоминала, это случилось в понедельник, через семнадцать дней после исчезновения Марлены Йенсен. После отложенного в качестве невыясненного случая с Урсулой Мон, происшедшего в сентябре 1987 года, я успела немного изучить историю деревни. Тогда же я натолкнулась на старый случай с исчезновением Алтеи Белаши. Я ознакомилась с показаниями Марии Йенсен, Хайнца Люкки и Бруно Клоя.

Вот как звучали показания Бруно, данные им пятнадцать лет тому назад: «Да, верно, на рыночной площади я беседовал с артисткой. У меня была назначена встреча в Лоберге, она спрашивала, не могу ли я захватить ее с собой, потому что ей нужно добраться до вокзала, где у нее был сдан на хранение чемодан. Для меня круг был небольшим. Но затем она решила сначала еще сходить на общинный луг. Я ждал ее на шоссе примерно десять минут. Затем ожидание показалось мне слишком долгим, и я уехал, так как не хотел слишком опаздывать к назначенной встрече».

Ничего другого в отношении Бруно Клоя мы не смогли доказать. Его «назначенная встреча» подтвердила, что он у нее был. А труп так никогда и не был найден.

После нападения на Урсулу Мон я неоднократно допрашивала Бруно, для меня он был подозреваемым номер один. Возможность того, что колотые и резаные раны мог нанести девушке Бен, я не стала бы рассматривать даже после того, как узнала о его существовании. Судебный медик, осмотревший раны девушки, предположил у преступника наличие определенных анатомических познаний. Некоторые из колотых ран оказались довольно глубоки, но ни одна не угрожала жизни.

«Человек, нанесший такие раны, хотел услышать, как она кричит», — объяснил судебный медик.

Подобное относительно Бена можно было исключить. Едва ли он владел анатомическими познаниями, а громкие крики его обычно только пугали. Зато Бруно Клой знал местность как свои пять пальцев. Он знал, как пройти мимо двора Лесслеров и остаться незамеченным. И даже если бы его заметили, тот факт, что неподалеку находится его поле, объяснял бы каждое появление Бруно там на машине.

Я проверила его «мерседес», на котором позднее ездил Якоб, на наличие следов, но безрезультатно. Я даже провела очную ставку Бруно Клоя с Урсулой Мон, после того как девушка излечилась от ран. Она никак не отреагировала на Бруно и не смогла дать нам никакой дополнительной информации.

Но вероятно, если бы мы тогда поговорили с Беном, он помог бы нам. Его бурная реакция на такси, на котором Труда в феврале 88-го года уехала в больницу, позволяет сделать вывод, что он по меньшей мере видел, на какой марке Урсулу Мон подвезли к воронке. В 1987 году в деревне имелось несколько машин марки «мерседес». Тони фон Бург водил «мерседес» цвета бордо, Эрих Йенсен — темно-синий. На дворе Крессманнов имелось два автомобиля такой марки, один из них бежевого цвета. У Хайнца Люкки и Бруно Клоя машины были белого цвета.

Маленькая головоломка с мордочкой кошки была бы для нас, вероятно, еще более содержательной деталью, чем марка машина. Если Бен нашел пластиковую коробочку в воронке, как он догадался, что серебряные шарики нужно закатить в лунки, чтобы появились кошачьи глаза? Конечно, нечестно по отношению к нему полностью исключить, что он не мог сам об этом догадаться. Но более разумным кажется предположение, что некто, очень близко знакомый с Беном, отвлек его занимательной игрушкой. Если бы нам предоставили возможность опросить его, вероятно, мы так же смогли бы понять его, как его понимала младшая сестра. Но, как я уже упомянула, тогда я даже не знала о его существовании. Точно так же, как не знала о слухах, ходивших о Бруно и молодой артистке.