Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс

Многие люди примкнули к нацистам благодаря демагогии Гитлера. Речи Гитлера, произносимые в драматических декорациях на массовых съездах и гигантских собраниях под открытым небом в конце 1920-х, имели власть большую, чем когда-либо. Один молодой националист, родившийся в 1908 г., посещал разные митинги, на которых присутствовали такие звезды правых радикалов, как Гугенберг и Людендорф, пока наконец не нашел свое вдохновение, когда «услышал Вождя Адольфа Гитлера вживую. После этого для меня существовало только одно: либо победить с Адольфом Гитлером, либо умереть за него. Личность вождя поглотила меня полностью. Тот, кто узнает Адольфа Гитлера с чистым и искреннем сердцем, полюбит его всей душой. Мы будем любить его не во имя материализма, но ради Германии» [553].

И людей, оставивших подобные свидетельства, было много, от антисемитски настроенного рабочего металлургического завода, родившегося в 1903 г., который обнаружил на митинге Гитлера в 1927 г., что «наш вождь излучает мощь, которая делает нас сильными», до другого штурмовика, родившегося в 1907 г., который заявил, что попал под власть Гитлера в 1929 г. в Нюрнберге: «Как сверкали его глаза, когда его штурмовики маршировали мимо него в свете факелов, бескрайнее море огней, текущее по улицам древней столицы рейха»[554].

Изрядной долей доставшейся им народной любви нацисты обязаны своему обещанию покончить с политической раздробленностью, которая свирепствовала в Германии при Веймарской республике. Один восемнадцатилетний клерк, посещавший съезды на региональных выборах в 1929 г., услышав нацистского оратора, был поражен «искренней преданностью всему немецкому народу, самая большая беда которого состояла в разделенности на множество партий и классов. Наконец-то практическое предложение по возрождению народа! Уничтожить партии! Покончить с классовым делением! Истинная национальная общность! Эти целям я мог посвятить себя всего без остатка»[555].

В конечном счете относительно немногие становились активными членами движения за счет чтения политических или идеологических трактатов. Значение имело только сказанное слово. И опять же не всех гипнотизировали речи Гитлера. Серьезная и идеалистически настроенная молодая нацистка из среднего класса Мелита Машман, например, восхищалась им как «человеком народа», вышедшим из безвестности, но даже на ежегодном партийном съезде она была так занята, что, как писала позднее, «не могла позволить себе предаваться „дебоширству“ экстатического исступления». Она находила парады и представления скучными и бессмысленными. Для нее нацизм был скорее патриотическим идеалом, чем культом отдельного лидера[556]. Для сторонников нацизма из среднего класса, в особенности для женщин, уличное насилие часто было тем, с чем следовало нехотя мириться или намеренно игнорировать.

Многие такие люди пришли к нацизму, полные нерешительности. Даже вступление в партию часто совершенно необязательно было свидетельством той преданности, которую, например, демонстрировали молодые штурмовики, опрошенные Теодором Абелем. Изрядное число членов партии вышли из нее, проведя в ее рядах относительно небольшое время. Тем не менее к началу 1930-х партия начала распространять свое влияние за пределы нижних слоев среднего класса, которые всегда были ее фундаментом. Не упускавшие возможности заявить о своей поддержке рабочего класса, официальные лица партии часто называли своих соратников рабочими, тогда как на самом деле они ими не были. Подробные местные исследования показали, что в стандартных записях о партийном членстве, сделанных на основании внутренней переписи в партии от 1935 г., процент рабочих, состоящих в партии, был завышен как минимум вдвое. В частности, говорилось о примерно 10 % во втором по значению городе Германии Гамбурге в 1925 г.[557]. Наемные работники также образовывали социальную группу, представители которой подолгу не задерживались в партии, и поэтому ее упоминания менее всего следовало ожидать в статистике 1935 г., на которой основано большинство подсчетов. Однако Гамбург был традиционным центром рабочего движения, сила которого усложняла задачу нацистов по вторжению в местную политическую жизнь. В некоторых областях Саксонии, где рабочее движение было слабее, а традиционные некрупные предприятия делали экономику крайне отличной от современных, высокорациональных промышленных центров вроде Берлина или Рура, большую часть членов партии составляли работники ручного труда. Молодые рабочие, которые не состояли в профсоюзе, потому что никогда не имели работы, были особенно подвержены влиянию нацистской партии в Саксонии. В конце 1920-х практически треть членов нацистской партии в провинции могла принадлежать к рабочему классу. Нижние слои городского и деревенского среднего класса по-прежнему были представлены в партии наиболее широко в сравнении в другими группами населения. Однако к началу 1930-х доля членов партии из среднего и высшего класса в саксонском отделении увеличилась, поскольку партия стала более респектабельной. Медленно нацисты оставляли позади свое скромное прошлое и начали привлекать на свою сторону людей из социальной элиты Германии[558].

III

В новом поколении нацистских лидеров, вступивших в движение в середине 1920-х гг., одному человеку предстояло сыграть особенно видную роль в истории Третьего рейха. На первый взгляд немногим могло показаться, что Генриху Гиммлеру, родившемуся 7 октября 1900 г. в Мюнхене, уготовано стать хоть сколько-нибудь значимым человеком. Его отец был католическим школьным учителем достаточно консервативных взглядов, чтобы его сочли подходящим кандидатом на роль личного воспитателя молодого члена баварской королевской семьи в 1890-х. Родом из образованной уважаемой семьи среднего класса, Генрих, болезненный ребенок с плохим зрением, посещал несколько разных школ, но нормальное академическое образование получил в языковых школах в Мюнхене и Ландсхуте. Его школьный товарищ Георг Хальгартен, позже ставший известным левым историком, подтверждал ум и способности Гиммлера. В школьных отчетах Гиммлер описывался как сознательный, прилежный, честолюбивый, способный и воспитанный учащийся — во всех отношениях образцовый ученик. Однако отец-патриот предпринимал усиленные попытки отправить его в армию, даже заявив, что готов прервать обучение своего сына для этого. В дневниках и заметках на полях книг молодого Генриха видно, насколько сильно он впитал мифологию 1914 г., идею войны как вершины человеческих достижений и понятие борьбы как движущей силы человеческой истории и всего существования. Но он дошел только до кадетской школы и никогда не был на фронте. Он представлял собой очень типичный пример послевоенного поколения, которое горько жалело, что не могло участвовать в войне, и тратило много времени позднее, пытаясь восполнить этот пробел в своей биографии[559].