Грозный. Апология русского царя - Вячеслав Манягин

О нем же и божественный Епифаний[238] в «Панариях» говорит[239]: «Амбросий ибо пищей снабжал его, скорописцев и служащих, кожами и прочим, им необходимым, Ориген же в течение долгой жизни и бессонные ночи, и досуг посвящал великому труду, изучая Писание, и своим творением, названным Шестогубицы[240], и прочим, муж с честью вознаградил себя за труд. Ибо не только воедино собрал четыре знаменитых перевода Писания, но также и 5-й и 6-й, найденные им во время его прихода в Иерихон, в один из алтарей вложенные. И когда все вместе у себя собрал, разделил их и, сопоставив друг с другом и самим еврейским Бытием, искусно и весьма разумно после многого испытания сотворил упомянутые Шестогубицы. Но не осталась его слава до конца неугасаемой. Случилось ему, много искушенному в его работе, упасть так страшно, что даже стал причиной соблазна и погибели многих. Хотевший же не оставить не истолкованного в Божественном Писании, в пропасть греховную себя вверг он, смертные слова истолковав. От него ибо и Арий[241] основное перенял, и после него нечестивые и не благие прочие все. Рассуждал ибо так, сначала дерзнув утверждать, якобы Единочадый Сын Отца видеть не может, а также ни Дух Святой Сына, ни ангелы Духа, ни люди ангелов, и от существа Отца не может происходить Сын, но – творение, и по благодати Сыном называется. И душам грешным по скончании лет придет конец мукам, когда очистятся грехи их, и бесы, говорит, снова будут ангелами, и будут вместе и бесы, и люди, и не будут мучиться, но свободными станут. И другие многие хулы изрек.

Итак, составил указания в каждом своем сочинении. Насколько же были его беседы, изреченные притчами, о повадках и естестве бессловесных животных содержательны многими благодатными объяснениями, настолько же его рассуждения о вере совершенно нелепы оказываются. А жизнь он вел такую постническую, что и кожа его, говорят, от премногого голодания и изнурения ослабилась. Говорят еще и о теле его, якобы жилу он сам себе рассек из-за ее сладости, чтобы не утруждала его, а иные же – что зелье приложил себе на срам, повелев ему иссохнуть. Иные же на него наговаривают, якобы зелье врачебное изобрел для памяти. Говорится также, что имевший хорошее образование и церковное воспитание, много пострадал за Христа. Из зависти он был схвачен князьями от власти: злоумышлением дьявольским в помышлении скверном мужа обвинили, о котором стало известно от этих завистников, яко бы эфиопа ему пристраивали для помазания тела его. Он же, не терпя такого мерзкого вымысла, испустил крик, когда ему предложили выбрать одно из двух[242]. И когда он согласился принести жертву, вложили в его руку ладан и затем вылили его на жертвенный огонь, и так судившие избавили его от муки, и из храма изгнан был. Оставив же из-за наговоров Александрию, пришел в Иудею. Войдя же в Иерусалим, как ученому исповеднику предложили ему священники выступить в церкви, ибо прежде он был пресвитером. И много раз понуждаем иереями, встал и только одно изречение произнес: «Грешнику же рече Бог: Въскую ты поведаеши оправдания Моя, и приемлеши обеты Моя усты своими?»[243]. Согнул книги и сел с плачем и со слезами, и все вместе с ним заплакали тоже.

Есть же и многое иное, что о нем рассказывают, воспевая его за множество знаний и как сочинителя книг. Потому и научился сочинять, потому что написал много книг, не слушая, как подобало бы, премудрого Соломона, говорящего: «Сыне, хранися творити книгы многи[244]; и не тщися усты своими, сердце твое да не тщится изнести слова от лица Божия, яко Бог на небеси выспрь, и тои на земли низу. Сего ради будут словеса твои мала. Суть бо словеса многа умножающи пустошье. И да не буди правдив велми, есть бо праведен погибаяй оправдании своими, и не премудряйся излише, егда когда вознечествиши». А он перечеркнул эти святые наставления и не внял Христофора разуму[245] в своих сочинениях. И боголепный Павел[246], который в сочинении слов был всех сильнее, разумом же всех превосходил, не много малых посланий предал написанию, хотя еще много из несказанного им мог бы высказать: так как и до третьего неба в откровениях небесных дошел[247], до самого боголепного рая восхищен, и сущие там гласы сподобился услышать. Подобно ему и другие Христовы ученики, 12 апостолов и 70 учеников, и иных к этим множество, не были неискушенными в слове, однако же изо всех них о Господнем житии вспоминания оставили только двое – Матфей и Иоанн, поскольку вынуждены были удержать написанием Слово, так же как и Марк с Лукой потом[248]. Поэтому и сказал великий Максим[249]: «Словеса пишущий или себе на память их пишет, или на пользу другим, или для того и другого, или во вред кому-нибудь, или для примера, или по необходимости».