Открытие природы - Андреа Вульф

Эта экспедиция оказалась для Гумбольдта последней. Сам он больше не отправится в путешествие по миру, но его идеи о природе с неудержимой силой завладеют мыслящими умами Европы и Америки.

Корабль его величества «Бигль» взлетал на гребни волн и падал в борозды между ними, когда ветер гнал его вперед, раздувая паруса. 27 декабря 1831 г. бриг вышел из Портсмута на южном берегу Англии и пустился в кругосветное плавание с целью исследования береговых линий и определения точных географических координат океанских портов. На борту находился 22-летний Чарльз Дарвин, «скверно павший духом»{1299}. Не так он представлял себе приключение! Вместо того чтобы стоять на палубе и наблюдать за бурным морем, по мере их прохождения по Бискайскому заливу к Мадейре, Дарвин чувствовал себя отвратительнее, чем когда-либо прежде. Его так измучила морская болезнь, что пережить это можно было единственным способом: отсиживаться в своей каюте, есть сухари и оставаться в горизонтальном положении{1300}.

Маленькая каюта на юте, которую он делил еще с двумя членами экипажа, была так переполнена, что его гамак висел над столом, за которым офицеры работали над морскими картами{1301}. Каюта была десять на десять футов, заставленная по стенам книжными полками, шкафчиками и комодами с выдвижными ящиками и большим исследовательским столом в центре. Рослый – 6 футов – Дарвин не мог там выпрямиться. В центре каюту протыкала бизань-мачта, проходившая, как большая колонна, рядом со столом. Обитателям каюты все время приходилось перешагивать через массивные деревянные брусья – рулевой механизм судна. Иллюминатор отсутствовал, любоваться луной и звездами Дарвину оставалось, качаясь в гамаке, через световой люк в потолке.

Схема «Бигля» с каютой Дарвина (палуба юта) у кормы

На маленькой полочке рядом с гамаком находилось самое ценное имущество Дарвина: книги, которые он тщательно отобрал в плавание{1302}. Здесь были тома по ботанике и зоологии, новенький испанско-английский словарь, несколько изданий путевых заметок путешественников и первый том революционных «Принципов геологии» Чарльза Лайеля, вышедший в прошлом году{1303}. Рядом лежало “Личное повествование…” Александра фон Гумбольдта – семитомное описание латиноамериканской экспедиции, ставшее побудительной причиной путешествия Дарвина на «Бигле»[32]{1304}. «Восхищение его знаменитым “Личным повествованием…” (частично выученным мною наизусть) вселило в меня решимость отправиться в далекие страны и попроситься натуралистом на “Бигль”»{1305}.

Но теперь, измученный качкой и приступами рвоты, Дарвин сомневался в правильности своего решения. 4 января 1832 г., когда на горизонте появилась Мадейра, он так раскис, что не смог даже выползти на палубу и проводить взглядом остров{1306}. Вместо этого он читал в каюте гумбольдтовские описания тропиков, потому что они, по его признанию, вернее всего «радовали сердце, истерзанное качкой»{1307}. Через два дня они доплыли до Тенерифе – острова, о котором Дарвин мечтал много месяцев. Ему хотелось гулять среди стройных пальм и смотреть на Пико-дель-Тейде – вулкан высотой 12 000 футов, на который тридцать с лишним лет назад взбирался Гумбольдт. При приближении к острову их остановил чужой корабль, и команде было заявлено, что сойти на берег нельзя. Власти Тенерифе прослышали о недавней вспышке холеры в Англии и боялись, как бы мореплаватели не занесли заразу на остров. Консул наложил на команду «Бигля» 12-дневный карантин, поэтому капитан решил не ждать, а плыть дальше. Дарвину было тяжело это вынести. «О! Мучение, мучение», – записал он в дневнике{1308}.

Вечером, когда «Бигль» отплыл от Тенерифе, море успокоилось. Волны улеглись, теплый ветер ласково похлопывал парусами, Дарвина отпустила морская болезнь. Небо очистилось, несчетные звезды замерцали над черным зеркалом воды. Это было волшебное мгновение. «Я уже могу понять воодушевление Гумбольдта ночами в тропиках», – признавался Дарвин{1309}. Наутро, при виде исчезающего вдали конуса Пико-дель-Тейде, что был озарен оранжевыми лучами восходящего солнца и возвышался над облаками, он почувствовал себя вознагражденным за морскую болезнь. Он так много читал у Гумбольдта об этом вулкане в «Личном повествовании…», что теперь «словно бы прощался с другом»{1310}.

Всего несколько месяцев назад возможность увидеть тропики и поступить натуралистом в экспедицию была для Дарвина «безумнейшим воздушным замком»{1311}. Согласно желаниям его отца, предполагавшего для него профессию из числа более привычных, он учился в Кембридже, чтобы стать сельским священником. Этот выбор был компромиссом, призванным успокоить отца после того, как Дарвин бросил учебу на врача в Эдинбургском университете. Не сомневаясь, что он однажды унаследует достаточно денег для того, чтобы «прокормиться с некоторым удобством», Дарвин был не слишком честолюбив в стремлении к предназначенной ему карьере{1312}. В Эдинбурге он предпочитал изучать морских беспозвоночных, а не сосредотачиваться на медицинской работе, а в Кембридже посещал лекции по ботанике, пренебрегая теологией{1313}. Он увлекся жуками и совершал длительные прогулки, поднимал камни и пни, набивая свои сумки энтомологическими сокровищами{1314}. Никогда не желая терять свои находки, однажды он даже, идя с полными руками, засунул очередного жука себе в рот для сохранности. Жук, возмущенный этим необычным обхождением, выделил достаточно кислотной жидкости, чтобы Дарвин его выплюнул.