Оруженосец - Олег Верещагин

Íre queluva Anarinya

Queliénen ú-návan minya.

Imbe menquë yéni, епуа́гё,

Carináva noire vinya,

Íre queluva Anarinya.

Íre tuluvan Mandos minna,

Náva lómëa lúmë sina

E ta lumba farnessë, yallo,

Ente fairi meruvar linna

Íre tuluvan Mandos minna

Íre Námo faukáva 'n anto

Yassë vanuvan, vinyacanta,

Nu talúnya caitávar — nandë,

Linyar vanimë, tauri landë,

Helma vayuva lauca vílya…

Tárë enkenuvanyel, milya.

Tárë nanuvan Valinórë,

Ar enkapuvan minna morë;

Omentáva ni nwalca hwinya —

Ar enqueluva Anarinya,

Íre queluva Anarinya…[81]

Шаг его был лёгок и твёрд. И далеко по лесу разносилась уже новая песня…

В неоглядную даль гонит яростный ветер бессчётные серые волны…

Боль, отчаянье, смерти — безбрежное море навеки в себе погребло…

И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде!

И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом…

И лежат под водой белокрылые птицы из гавани Альквалонде…

И седая волна, уходя в глубину, над обугленным плачет крылом!

Корабли! Парусов ваших гордый размах до сих пор вас не видевшим снится…

Стая огненных птиц — неотмщённым деянием Зла вы летите во мгле…

И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица —

Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло, и Добро на земле!

И во мраке, окутавшем мир, есть и вашего пепла частица —

Ибо равно бессмертны, к несчастью, и Зло, и Добро на земле…

В день конца своего всё прощу и забуду пустеющим сердцем холодным…

Только гибели вашей — ни забыть, ни простить не дано…

Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде,

Горький пепел смешав с погребальным мучительно-терпким вином…

Как я плачу о вас, белокрылые лебеди гавани Альквалонде,

Горький пепел смешав с погребальным мучительно-терпким вином![82]

* * *

Солнце било в глаза.

Прищурившись, Гарав потянулся и улыбнулся солнцу. Звякнула кольчуга — он удобно сидел на плавно изогнутом корне дерева, как на диване с хорошей спинкой, на самой опушке леса. Рядом лежали щит, шлем и арбалет.

А в сотне шагов по траве луга вели коней Эйнор и Фередир.

Гарав встал и смотрел, как они подходят. Эйнор поотстал, а Фередир почти бежал, ведя в поводу и своего Азара, и Хсана Гарава.

— Ты где был? — заорал Фередир, швыряя конский повод Гараву. — Ты как сюда-то попал?! Мы весь день и полночи через лес скакали, а он сидит и спит, как будто так надо!!!

Гарав поймал повод Хсана и улыбнулся, ощутив на щеке конские губы. Потёрся виском о храп. И подумал, что это справедливо.

Всё справедливо. Бежать от себя — бездарное занятие. Как ни оправдывай его и какие причины ни выдумывай. Труса нагоняет собственный страх, предателя — те, кого он предал. Так — даже в мире Пашки, что уж здесь…

— Так где ты был?

Эйнор соскочил с Фиона, передал повод всё ещё изливающему свою радость Фередиру. Гарав оттолкнул конскую морду и встал прямее.

— Я… — мальчишка перевёл дыхание. — Я вас предал…

— Да? — без интереса спросил Эйнор. — Когда?

— Когда… Ангмар пришёл… я хотел разбить себе голову о камни… но он не дал… и он стал меня мучить… просто пальцами так делал, что я рассказал, куда мы ехали… а потом он начал просто говорить… ну… такие вещи, что всё было правильно…

— Подожди, — сказал Эйнор встревожено. Заглянул в глаза Гараву. — Как хотел разбить себе голову?!

— Ну… как-как… — Гарав съёжился и выталкивал слова по одному. — Я сразу понял, что сейчас меня будут пытать… и что я не смогу молчать… я же не Фередир… и… и… и надо же было что-то делать…

— И ты?.. — выдохнул Эйнор.

Пряча глаза, Гарав рассказал, что хотел сделать. И как потом пришёл Ангмар. И что он сделал тогда. И как потом была Ломион Мелиссэ. И как он выкупил своих друзей. И за что. И вздрогнул, поднял лицо — твёрдые сильные пальцы Эйнора взяли его за предплечья. Мягко… твёрдые — а мягко! Глаза Эйнора были полны участием и… уважением!!! А Фередир — тот и вовсе смотрел неотрывно и восхищённо…

Но этого же не могло быть!!! Глупость какая…

— Veria rokuennya…[83]— тихо сказал Эйнор, чуть встряхнув мальчишку за локти. — Если это называется предательством и трусостью — то что тогда верность и отвага? Скажи — что, Волчонок?

— Но я же всё равно нарушил клятву… — прошептал Гарав, не веря своим ушам, не веря, что всё могло так обернуться.

Эйнор убрал руки. Его глаза построжали. Фередир заморгал.

— Да, — сухо сказал Эйнор. — Клятву ты нарушил. И меч, на котором ты клялся, тебя и покарает. Дай мне клинок и опустись на колени.

Всё, почти удовлетворённо подумал Гарав, вытягивая оружие из ножен и передавая Эйнору. Мир вокруг стал похож на разогретый клей, звуки — на тягучее тесто.

— Эй… — встревожено начал Фередир, но Эйнор заставил его замолчать одним жестом. Оруженосец переводил взгляд с рыцаря на младшего оруженосца и обратно.

Шурша кольчугой, Гарав встал на колени. Всё было справедливо и — хорошо, что так — почти не страшно, только немного как-то туповато. И хотелось зевать. Ужасно, до смешного прямо.