Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Послышался топот быстрых ножек, и, всем телом распахнув дверь, в светёлку влетела румяная с мороза растрёпанная Саломея.

- Батюшка приехал! - завопила она с порога. - Мама!

Лредслава охнула, прижимая руки к груди, и бросилась навстречу мужу. Саломея обогнала её, выскочила к отцу первая.

Роман вспотел от скачки и разоблачался на ходу. Сбросил на руки старому дворскому Тимофею корзно и подбитый мехом опашень, забросил шапку и рукавицы, на ходу расстёгивал позолоченные пуговицы нижнего кафтана.

- Батюшка! - прыгнула навстречу Саломея.

Роман успел подхватить дочь на руки, подержал немного и поставил на пол, в который раз пожалев, что она родилась девкой. Ей бы косы остричь да переодеть - совсем бы мальчишка. И почему Предслава не родила ему сына?

Княгиня переступила порог, остановилась, опустив руки. Саломея льнула к отцу, теребила плеть, один раз коснулась пальчиком ножен меча. Роман мягко отстранил дочь, шагнул к жене.

- Феодора где? - спросил.

- В светлице. Позвать?

- Не надо.

- Ты… надолго? - Лицо Предславы омрачилось. Отец не хотел видеть свою дочь. Рюрик, будучи ещё князем вышегородским, всегда находил хоть малый час, чтобы побыть с дочерьми.

- Не ждали?

Догадавшись, что отец с матерью сейчас начнут ссориться, Саломея выскользнула вон. В светлице Феодора опять занималась вышиванием. Посмотрев через плечо сестры на её работу, Саломея тихо села в уголке. Сестре хорошо. Её любит мать. А Саломею не любит никто.

Вместе с первыми оттепелями нагрянула разгульная весёлая обжорная Масленица. Природа расщедрилась - всю неделю с ярко-синего, совсем весеннего неба ярко полыхало солнце, птицы кричали так, что закладывало уши, под стрехами крыш выросли длинные сосульки. Мальчишки отламывали их и грызли льдинки.

Владимир-Волынский гулял целую седьмицу. В дом доме, даже самом бедном, в эти дни пекли блины - с ягодами, с мёдом, с мясом, с творогом и сметаной. В печи румянились караваи. Столы ломились от еды и питья. Ходили друг к другу в гости, угощались, вечерами устраивали посиделки, гуляли и пели песни до поздней ночи.

В последний день Масленицы ударил лёгкий морозец - зима словно предчувствовала, что скоро её погонят прочь, и напоследок злилась. Но это не остановило горожан. Над высоким берегом Гучвы раскинулось весёлое гуляние. Празднуя, князь велел выкатить и поставить народу несколько бочек мёду. Хозяйки выносили на улицы свежеиспечённые блины, оделяли ими прохожих. Купцы пошире распахнули двери лавок. Сидельцы с шутками и прибаутками расхваливали товар. На льду молодые дружинники, поскидав полушубки и оставшись в одних рубахах, тузили друг дружку поодиночке и стенка на стенку. Какие-то ловкачи рубились на мечах - собравшиеся вокруг девки ахали и всплёскивали руками. Рядом катались с горок и играли в снежки. Мимо, взрывая снег, проносились сани. А надо всем этим, чуть покачиваясь на шесте, возвышалось тряпично-соломенное чучело Масленицы.

Анна была на берегу, кружилась в пёстрой весёлой толпе. Вроде мало воды утекло, как воротилась тётка и привезла горькую весть, а словно сто лет минуло. Запоздало справили сороковины по отцу, Исаакию Захаровичу. Рогволод Степаныч, князев думец, брат её покойной матери, с радостью приветил сироту. Рогволодова дочь Милена была вхожа к княгине, обещалась представить ей Анну.

Кроме Милены, у неё было много новых подруг - Елена и Ольга, дочери Ивана Владиславича, Евфросинья - племянница Вячеслава Толстого, Докука, сестра князева меченоши Демьяна. С ними она и водилась, благо тётка Забава всё больше времени проводила в молитвах и открыто говорила, что пострижётся сразу после замужества племянницы.

Сбившись плотной стайкой, боярышни крутились среди бурливой толпы. Отовсюду слышались смех, шутки, разудалые крики.

- Девицы-красавицы, любушки-голубушки, - с улыбкой заступал им дорогу мелкий торговец-коробейник, - а вот ленты ярки, дороги подарки. Платки расписные, гребешки резные. Налетай, не зевай, примеряй, выбирай!

- Пирожки хороши, красным девкам от души! - приставал с другой стороны разносчик свежего печева.

- Ожерелья, колты! В бусах крупны яхонты!

- Ленты, иголки, ладанки - не для себя, так для маменьки!

Девушки только ахали и хихикали, постреливая глазами на улыбчивых коробейников. Сегодня все, как на подбор, казались молоды и хороши собой. Не утерпев, отведали печатных пряников с мёдом.

Похрустывал снег под крепкими конскими копытами. Подбоченившись, к реке съезжали всадники. Растянувшись, княжеские дружинники шальными глазами выискивали девок, скалили зубы:

- Эй, красавица! Взгляни поласковее!

- А перстенёк подаришь? - со смехом отвечали девушки.

- А взамен поцелуешь?

- А где перстенёк?

- А вон он! - Парень осадил коня, стащил рукавицу, показывая колечко с синим камушком.

Евфросинья воровато огляделась - что подумают подружки, - и, подскочив, протянула руки. Дружинник мигом подхватил девушку, усадил к себе на колени и, обняв, горячо поцеловал в губы.

- Ох, и сладка ты, - молвил он, оторвавшись.

- Перстенёк! Как обещал! - переводя дух, вымолвила Евфросинья.

- А ещё раз позволишь?

- А перстенёк?

- Вот ведь какая! - Парень натянул девушке на палец колечко и уже увереннее прижался к её губам.

Роман проезжал с ближними отроками подивиться на гуляние. Когда-то он и сам любил схватываться на кулачках или мечах на льду реки, боролся с медведями и показывал свою силу. Один раз даже коня на плечах поднял. Был он тогда молод, любил забавы. Сейчас уже не те лета - в чёрных кудрях блестит седой волос, седина заметна в коротко стриженных усах и бороде, сам он раздался, заматерел. И всё меньше ему хочется выходить на лёд, хоть и чуял Роман - сила в руках осталась прежняя.

С утра смутно было у князя на душе - от душного терема, от испуганно-ищущих взглядов жены, от сонного бабьего царства. Выехал из терема он поискать, на чём отдохнуть глазу и сердцу до пира с дружиной, и вроде бы как вздохнул полной грудью и перевёл дух - но увидел, как увиваются вокруг боярышень его вой, и снова пробудилась смутная тревога. Знакомое раздражение поднялось в груди, Роман уже натянул поводья, чтобы поворотить коня прочь, но тут заметил знакомые брови вразлёт и серые спокойные глаза.

И остановился, вывернув шею и разворачивая коня.

Анна, чуть склонив голову набок, слушала, что нашёптывают ей в оба уха подружки. Несколько дружинников безуспешно пытались привлечь их внимание - Елена и Ольга Ивановны только фыркали и морщили носики. Отворачиваясь от них, Анна увидела Романа.

Князь подъехал, и отроки сразу смолкли, а сёстры-подружки попятились.

- Здравствуй, - кивнул Роман. - Каково тебе живётся? Не обижают?