Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

Заслав поднял глаза на сидевшего напротив Рогволода Степаныча:

- У боярина Рогволода.

Тот поперхнулся мёдом. Про Анну он совсем забыл. А дочь Милена уже была сговорена за меньшого брата княжьего воеводы Вячеслава Толстого.

- Что, боярин? - расхохотался Роман, видя ошарашенное лицо Рогволода Степаныча. - А ну, как и впрямь - приду завтра сватом?

- Княже, - еле справившись с дыханием, вымолвил тот, - сделай милость… Да я завсегда тебе… да я…

- Вот и ладно! - Роман поставил чашу на стол. - Назавтра жди гостей!

* * *

Сказано - сделано. Последний день Масленицы наставал, впереди шесть долгих недель Великого поста, после май, когда добрые люди не женятся, тамо лето, которое ещё невесть каким выдастся, и уж после - осень и Покров, самая свадебная пора. Следовало поторопиться просвататься, пока есть время.

Поздно ночью, хмельным, приехал домой боярин Рогволод, утром не сразу вспомнил о княжьем сватовстве и "опомнился, лишь когда затопотали под окном копыта. И без того праздничная суета была в доме, а тут ещё пуще все забегали - неслыханное дело чинилось, второе за зиму сватовство.

Рогволодова боярыня сама вынесла на рушнике дорогим гостям каравай. Роман, идущий первым, чинно прошёл по половице, коснулся ладонями муравленой печи, перекрестился на образа, после принял из рук хозяйки хлеб.

- Ну, боярин Рогволод-свет Степаныч, - улыбнулся он, - у вас товар, у нас купец. И товар у тебя красный, не-ча его под лавкой-то прятать.

- Ой, вы гости дорогие, купцы именитые, - щурил в улыбке слегка опухшие со хмеля глаза хозяин, - уж и не ведаю, о каком товаре ведёте речь. Худоват я, не тороват. Не ошиблись ли вы, туда ли заехали?

По чину вели обряд. Сам Заслав помалкивал, опуская глаза, а речь вели двое его сватов - сам Сбыгнев Константинич, радеющий за сына, и Роман. Рогволод Степаныч скоро тоже увлёкся, начал отвечать, а вот Роман делался всё менее разговорчивым. И замолчал совсем, когда в первый раз упомянули имя Анны.

- Ой вы, сваты-сваточки, - прижимал руки к сердцу боярин Рогволод, - не моя Аннушка доченька. Сирота она, нет у неё защитника, окромя меня. Как сироту обижу? Как судьбу её решу, её не спросясь?

- А призови её, пущай сама скажет, люб ли ей наш молодец, - крутнул ус Сбыгнев Константинич.

- Аннушка, - распахнул двери боярин Рогволод. Девушка сидела в светёлке, ни жива, ни мертва. Как сказала ей встревоженная Милена, что прибыли сваты, словно окаменела она. Когда подружка подхватила её под локоток, пошла молча, опустив руки и глядя прямо перед собой.

Наклонив голову, переступила порог и встала, расправив плечи. Пусть и скромно была она одета, не прибиралась нарочно перед сватами, но в её бледном спокойном лице, прямом стройном стане, гордом повороте головы, величавом взгляде было столько внутренней силы и уверенности, что впору бы княгине. Сбыгнев Константинич, в первый раз увидевший избранницу сына, восхищённо покачал головой. Строгая красота девушки поразила его.

Сам Заслав вытаращился как вкопанный, а Роман, взглянув на молодого боярина, внезапно ощутил, как в груди шевельнулась горячая волна ревности.

- Вот, Аннушка, кровиночка моя, - с дрожью в голосе молвил Рогволод Степаныч, - знатные гости у нас. Добрый молодец пришёл за тобой, красна девица. Что ответишь? Люб ли он тебе? Идёшь ли за него замуж?

Анна повернула голову. Не помня себя, Заслав встал. Сейчас должна была решиться его судьба. Что она? Да и что сказать сироте, оставшейся на этом свете одной-одинешенькой, без семьи, без родимого дома, без достатка-приданого? Любая бы пошла замуж, коли кто позвал - всё лучше, чем одной горе мыкать да на чужих хлебах жить из милости. Серые глаза Анны встретились с глазами Заслава.

- Не люб он мне, - тихо молвила девушка. - Что?

Всем показалось, что они ослышались. Заслав подался вперёд:

- Как - не люб?

Медленно, словно замороженная, Анна поклонилась сперва ему, потом Рогволоду Степанычу, а после - остальным сватам.

- Ой вы, гости-господа, - заговорила она тихим голосом, - простите, что не по душе вам мои слова, да сердцу не прикажешь. Всем хорош Заслав, да не люблю я его. Простите!

Повернулась и вышла, точно выплыла.

Заслав остался стоять как громом поражённый. Боярин Рогволод, ещё не успевший отойти от потрясения, покрутил головой.

- Ума решилась девка, - проворчал он. - С перепугу молвила. Сейчас небось ревмя ревёт, что дурное слово с языка сорвалось… Помяни моё слово, боярин, назавтра же она другое скажет, да ещё благодарить будет, что сватаешь.

Коротки разговоры бывали у родителей с дочерьми - за кого сосватали, за того и пойдёшь. Непокорную могли и вожжами проучить, и запереть в светлице, покуда не одумается. Так то родные дочери. А тут сирота бесприютная. Боярин уже шагнул вслед за девушкой, когда вдруг, пристукнув ножнами меча об пол, поднялся Роман.

- Слово не воробей, - сказал, как отрезал, - вылетит -не изловишь. Ты, боярин, не неволь племянницу. Верно она молвила - сердцу не прикажешь. Пущай живёт мирно. Видать, поторопился ты, Заслав, со сватовством.

Сваты только головами качали, гадая, какая муха укусила князя, а Роман, выходя на улицу, вдруг запрокинул голову, вдыхая свежий ветер, и повеяло на него ласковой весной, и губы сами собой сложились в светлую улыбку.

Отшумела разгульная, весёлая, обжорная Масленица. Начался Великий Пост, и стало не до песен и веселья. Затянули потуже пояса смерды, бояре с постными лицами по полдня выстаивали в церкви, а после шли домой хлебать пустые щи и есть кашу без масла, запивая её квасом. На княжеском подворье, на половине княгини черным-черно было от монашек, нищих и убогих. Предслава оделяла их дарами, непрестанно молилась и то и дело выезжала в близлежащие монастыри, таская с собой дочерей. Роман не препятствовал ей, но и не разделял её порывов. Для него это был лишний повод не видеться с женой - в последнее время Предслава начала его раздражать. Всё в ней вызывало вражду - и смуглая половецкая кожа, и пухлые руки, и набожный взгляд, и то, как она ворковала над дочерьми. Даже запах её волос казался чужим. В начале Поста лопнуло терпение у Ольговичей. Устав ждать обещанного Витебска или же просто решив, что Мономашичи забыли про них, они решили действовать. Нарушив крестное целование не вставать на рать, покуда поряда не будет, Ярослав Всеволодович черниговский призвал своего сыновца, Олега Святославича, сына Святослава киевского, и послал его к Витебску занять этот город.

Смоленская земля зашевелилась. Не дойдя до уже совсем своего города, черниговцы разбрелись по земле. Дружинники врывались в деревни и боярские усадьбы, долбились сулицами в ворота городцов, тащили всё, что могли. В обозе с каждым днём становилось всё больше скота и полона. Обрастая добром, рать Ольговичей подошла наконец к Витебску, где сидел Борис друцкий, зять Давида Ростиславича.