Волшебный пояс Жанны д'Арк - Екатерина Лесина

Об Алле и Валентине… Ольге… Людочке.

Еве, которую Жанне представили, но с опаской, точно не вполне доверяя. А может, вполне не доверяя. О поясе Жанны.

И деньгах.

— У меня платья подходящего нет, — сказала Жанна, когда мысли закончились. А Кирилл пожал плечами: платье не представлялось ему проблемой.

Похороны запомнились ярким солнечным днем и голубями, которые слетелись на стоянку при кладбище. Шляпкой Ольги. И тем, как осторожно, бережно даже поддерживает ее Аркадий, а она опирается на его руку…

— Она ему давно нравилась, — Кирилл проводил пару взглядом. — Но при Алиции не смел. Знал, что уволит.

Людочка в темно-зеленом стоит у свежей могилы долго, глядит на крест.

— Она не выглядит счастливой, — заметила Жанна. — Она хотела получить деньги… а теперь все равно не выглядит счастливой.

— Она хотела получить деньги и свободу. — Кирилл к могиле не подошел, смотрел издали, и по лицу нельзя было понять, что он думает. — Деньги у нее есть. А свобода… Кто на самом деле свободен?

Ева, наряженная как кукла, бегала среди могил.

— Она?

Кирилл покачал головой:

— Она еще не знает, что такое быть наследницей империи… Думаю, корона придется ей впору.

— А пояс?

Кирилл пожал плечами и тихо сказал:

— Это просто легенда. Выдумка… а если нет, то он сам себе найдет хозяина. Хозяйку.

Катрин де Ре накрыла белым платком лицо сына.

Ее мальчик был так красив…

— Он умер, да? — Девочка не смела подойти. — Почему он умер?

— Потому что он был слишком хорош, чтобы жить здесь. — Катрин коснулась сухих глаз. — Господь решил взять его к себе, на небеса.

— И он станет ангелом?

— Да.

Катрин разучилась плакать еще тогда, когда похоронила третье свое дитя… и этот мальчик… она ведь с самого первого дня ждала… не верила в милость небес… не бывают они милосердны, если наказывают ее вновь и вновь.

За что?

За слабость?

Или за то, что не сумела спасти супруга своего?

За то, что не выступила, опровергнув те смехотворные обвинения?

Она ведь женщина, слабая женщина, сын которой умер… уснул и не проснулся. Он всегда был таким тихим, таким хрупким… и отец кричал, что она изнежила Шарля… а она просто знала, что он ненадолго заглянул в ее жизнь.

И вот теперь ушел.

На небеса.

— Тогда я буду молиться ему, — сказала девочка.

Жанна. Ее зовут Жанна. И она — дитя Жиля… незаконное, нежеланное Катрин. И в душе вспыхнул гнев: почему эта девка живет, а Шарль…

— Он добрый, — сказала Жанна, вздохнув. — Простите, мадам.

— Подойди ко мне, дитя, — Катрин усилием воли смирила гнев. — Ближе. Не бойся.

— Я не боюсь!

Так похожа на Жиля… и чертами лица, и характером. Это ее упрямство, которое злит отца. Он вовсе требует выставить девчонку, не понимая, зачем Катрин с нею возится. А она и сама не понимает.

Возится.

Искупает свою вину перед ним… если бы Катрин родила здоровое дитя, то…

— Я хочу тебе кое-что отдать. — Катрин поднялась.

Теперь, когда ее мальчик ушел, ее больше ничто не держало в этом мире. Отец говорил о новом замужестве, но… Катрин не желала замуж.

Монастырь.

Тишина и покой. Молитва.

За невинные души ее детей… за невинные души чужих детей, в смерти которых обвинили Жиля… за него самого, ибо он тоже невиновен, ведь иначе Катрин знала бы… за Жанну де Ре, которой придется носить иное имя.

— Я расскажу тебе одну историю, — она усадила девочку рядом с собой. — И хочу, чтобы ты запомнила ее…

— Про папу?

— Да.

— Мессир…

— Знаю, запрещает произносить его имя. Но ты должна знать правду.

…Эта история будет длинной и в чем-то похожей на сказку. Но Жанна будет слушать ее внимательно, запоминая каждое слово.

А Катрин, устав говорить, осознает, что монастырские стены еще подождут.

Она должна позаботиться об этой вот девочке, у которой нет ничего, кроме запятнанного имени ее отца и пояса.

— Он принесет тебе удачу. — Катрин дважды обернула тяжелый пояс вокруг талии Жанны. — Сбережет… сохранит…

— А Шарль…

— Шарль был мужчиной. А та, которая носила его, девушкой… и пояс бережет только женщин, — сказала Катрин и сама себе поверила.

Конечно, так и есть.

Пояс сберег ее и от болезней, и от суда… и от многих иных бед. Он даже подарил ей несколько лет счастья.

— Твой отец, — она провела ладонью по жестким волосам Жанны, — был хорошим человеком. Помни об этом… хотя бы ты помни.

Ева, остановившись у темно-зеленой ограды, поднялась на цыпочки. Ей было жуть до чего интересно поглядеть на каменное изваяние. Плачущий ангел?

Ангелом Еву называла мама.

И плакала часто.

Жаль. Когда Ева вырастет, а вырастет она очень скоро, то сделает все, чтобы мама не плакала… у нее получится. У Евы будет много-много денег, а за деньги можно купить все.

И даже мамино спокойствие.

На темно-зеленом лице ангела лежала печать скорби. И Ева отвернулась. Ей совершенно не хотелось скорбеть таким замечательным днем… а хотелось… чего-нибудь. Волшебного, как та штука, которую ей позволила примерить прабабка… штука была тяжелой, но интересной, и Еве впору пришлась. И если так, то…

— Ева! — додумать не позволили — мама окликнула: — Идем. Мы опаздываем.

А штуку Ева заберет себе.

Сегодня.

Она ведь теперь всему хозяйка. Так говорят.

— Я ничего не вижу.

— Осторожно, здесь ступенька…

— Куда мы идем?

— Сейчас увидишь.

— «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить».

— Слова из твоей роли?

— Да. Сегодня на репетиции я их забыла.

— Скажи еще что-нибудь.