Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера - Майкл Дж. Салливан

Герцогиня провела пухлой ручкой по мерцающей ткани.

– Вряд ли, но штрих про лучшую портниху был весьма удачным. – Она дружелюбно улыбнулась торговцу – иначе улыбаться она не умела. – Это обычный шелк из Винту, из калианских долин, что тянутся вдоль южного побережья Газельского моря. Его можно купить в любой лавке Дагастана по пять серебряных динов за ярд. А иногда, обычно весной, по четыре с мелочью за рулон. Партия, из которой изготовлена эта одежда, скорее всего доставлена сюда Вандонской торговой компанией, закуплена оптом по три серебряных за ярд и провела в пути менее двух недель, вместе с прочими грузами. Согласна, компания любит непомерные надбавки, и нисколько не сомневаюсь, что это заметно повышает цену, однако ни о каких пантерах, кобрах и утраченных жизнях речь не идет.

Девон был потрясен. Новая супруга герцога Леопольда, которая настаивала, чтобы ее звали Дженни, а не Женевьевой, была полна сюрпризов – преимущественно тревожных и жутковатых, – однако в ее глубоких познаниях в торговле сомневаться не приходилось.

Но калианец не растерялся. Нахмурившись, он развел руками и покачал головой.

– Я лишь скромный торговец. Столь восхитительная леди даже не заметит утраты нескольких мелких монет. В то время как мне эта сделка позволит несколько недель кормить жену и бедных детишек.

Услышав эти слова, Девон решил, что калианец выиграл. Торговец верно оценил герцогиню и подметил слабое место в ее защите. Дженни шагнула к торговцу и наклонила голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Ее вечная улыбка стала жестче.

– Дело не в деньгах, – произнесла герцогиня, сверкая глазами. – Мы оба это знаем. Ты пытаешься надуть меня, а я пытаюсь сбить цену. Игра нравится нам обоим. Никто не убедит тебя продать вещи по цене ниже твоего минимального дохода, а ты не заставишь меня заплатить больше, чем я готова заплатить. В этой схватке наши силы равны. У тебя и семьи-то нет, верно? Иначе они бы помогали…

Толпа всколыхнулась. Маленький мальчик, тощий и грязный, метнулся сквозь скопление покупателей. Прижимая к груди буханку хлеба, беспризорник ловко лавировал между ними. Крик привлек внимание городской стражи, и два солдата схватили мальчишку, пытавшегося пробраться к сломанной сливной решетке. Они подняли его, брыкающего черными от грязи босыми ногами. Ему вряд ли было больше двенадцати, но он напоминал дикую кошку – извивался, дергался и кусался. Солдаты колотили мальчишку, пока тот не растянулся на мостовой, тихо всхлипывая.

– Прекратите! – Герцогиня ринулась к ним со вскинутыми руками. Она была крупной женщиной в массивном одеянии, и ее трудно было не заметить, даже на Винтаж-авеню. – Оставьте ребенка в покое! О чем вы думали? А вы вообще думали? Разумеется, нет. Нельзя бить голодных детей. Да что с вами такое?

– Он вор, – сказал один солдат. Другой вытащил кожаный ремень и затянул петлю на левом запястье мальчишки. – И за это лишится руки.

– Отпустите его! – крикнула герцогиня и, вцепившись в ребенка, высвободила его руку из петли. – Я глазам своим не верю! Девон, ты это видишь? Значит, так обстоят дела? Возмутительно! Избивать и калечить детей лишь потому, что они голодны?

– Да, ваша светлость, – ответил Девон. – Закон гласит… закон вашего супруга гласит, что вор лишается левой ладони за первый проступок, правой – за второй и головы – за третий.

Герцогиня изумленно уставилась на него:

– Серьезно? Лео никогда не проявил бы подобной жестокости. Естественно, этот закон не применим к детям.

– Боюсь, что применим. Никаких исключений. Эти люди лишь выполняли свою работу. Вам не следует им мешать.

Мальчишка спрятался за юбкой герцогини. Стражники вновь схватили его.

– Стойте! – Герцогиня заметила человека в испачканном мукой фартуке. – Это твой хлеб?

Пекарь кивнул.

– Заплати ему, Девон.

– Прошу прощения? – замешкался тот.

Герцогиня уперлась рукой в бедро и выпятила челюсть. Девон нечасто работал с ней, однако уже выучил, что это означает: Ты меня слышал! Вздохнув, он подошел к пекарю и достал кошелек.

– Это не изменит факта, что мальчик нарушил закон.

Герцогиня выпрямилась во весь рост – внушительный для мужчины и невероятный для женщины.

– Я попросила этого мальчика принести мне буханку хлеба. Вероятно, он потерял монету, которую я ему дала, и, желая выполнить свои обязанности, прибегнул к единственной доступной мере. Я лишь компенсирую деньги, которые мальчик потерял. Поскольку он действовал по моему указанию, ответчиком являюсь я, не он. Пожалуйста, не стесняйтесь и подавайте жалобу герцогу. Уверена, мой дорогой супруг поступит правильно.

Пекарь молча таращился на нее. Приоткрыл рот, чтобы ответить, но инстинкт самосохранения взял верх.

Герцогиня оглядела собравшихся.

– Кто-нибудь еще? – Она хмуро посмотрела на стражников. – Нет? Что ж, хорошо.

Солдаты отвернулись. Расплачиваясь с пекарем, Девон услышал, как один из них пробормотал: «Девка-виски», – тихо, но не очень. Он хотел, чтобы герцогиня услышала.

* * *

Экипаж покатился дальше. Герцогиня ссутулилась на сиденье. Она была крупной женщиной, а места в экипаже было немного, и потому ее колени почти сразу уперлись в сиденье напротив.

– Всего лишь ребенок. Неужели они не видят? Конечно, видят, но какое им дело? Дикари, вот они кто. Они бы отрезали мальчику руку, надо полагать, прямо там, на табурете торговца шелком. Значит, вот какие дикости творятся в этом городе? Детей калечат, потому что они голодают? Так управлять герцогством нельзя, и я уверена, что Лео не догадывается о том, как неправильно истолковывают его указы. Я поговорю с ним, и он внесет уточнение в закон. Неудивительно, что Рошель едва дышит, с такими-то глупостями. Подобные наказания только разжигают недовольство жителей. Станет ли мальчик лучшим гражданином, если лишится руки?

– Это был не мальчик, – произнес Девон, покачиваясь рядом с герцогиней под цоканье копыт.

– То есть?

– Вор не был мальчиком, то есть не был человеком. Он мир. Вы не заметили его заостренных ушей? Скорее всего он член преступной группировки. Так они и работают, стая крыс, которые тащат добычу в главное гнездо.

– В Колноре тоже есть мир, Девон. Родословная мальчика не имеет значения. Он все равно остается брошенным, голодным ребенком. Все просто.

– Просто, говорите? – Девон изо всех сил старался держать язык за зубами, как пекарь. Ему хотелось возразить, что это она ведет себя глупо, но не следовало заходить так далеко. Герцогиня часто гладила его против шерсти, и в результате он часто говорил лишнее. К счастью, Девону сходили с рук слова, которые большинство людей ее положения сочли бы неуважительными. Будь на ее месте кто-либо другой, он вполне мог бы уже лишиться языка; казначей с горькой иронией осознал, что черты характера герцогини, спасшие ребенка-мир, помогли и ему самому. – Вы с нами не очень давно, ваша светлость. Вы не понимаете Рошель. Точнее, то, как здесь все устроено. Это не Колнора. Тут нет ничего простого. Да, мы страдаем от проблем любого большого города, однако мы живем тесно, и это дом четырех различных рас.