Украденная дочь - Клара Санчес

— Кто здесь? — спросила Грета.

— Это я, — ответила Лаура.

— Я сейчас занята, — сказала Грета.

Лаура была одета в незастегнутый халат, накинутый поверх махровой пижамы, и тапочки, похожие на те, в каких ходила дома я. Она зевнула и потерла кулаком глаза.

— Мы сейчас закончим, — сказала я, подавая Лауре знак. Я не была уверена, что она его поняла, но главное заключалось в том, чтобы Лаура осознала, что я пришла сюда ради нее.

Лаура посмотрела направо и пошла легкими шагами налево — туда, откуда и пришла. Через несколько секунд в дверном проеме показались черные колеса инвалидного кресла Лили.

— Что здесь происходит? — спросила она, заглядывая в комнату.

— О господи, я что, уже не могу спокойно сделать массаж? Мама, закрой дверь и займись каким-нибудь делом!

Мне стало страшно — страшно оттого, как на меня взглянула Лили. У меня возникло ощущение, что она обо всем догадалась. Ей явно показалось подозрительным то, что я здесь нахожусь.

— По утрам лучше чередовать его с кремом из водорослей. Если вас заинтересует какой-нибудь наш продукт, вам нужно просто заказать его у меня, и я вам его доставлю.

— Дай мне номер телефона, и я тебе позвоню, — сказала Грета, снимая с век ватные диски. — Как здорово! Ты, может, и не поверишь, но ты сняла у меня с души тяжкое бремя.

Кресло Лили все еще стояло в дверном проеме. Она разглядывала меня, о чем-то напряженно размышляя и, видимо, пытаясь понять, играю ли я какую-то роль в происходящих в последнее время событиях.

— А вам очень помогла бы косметическая маска из глины, — сказала я, обращаясь к ней.

Лили, продолжая о чем-то размышлять, ничего не ответила. Она была похожа на генерала, пытающегося оценить стратегию противника. Она заставила меня нервничать даже больше, чем тот тип, который пытался удрать с шубой моей мамы, больше, чем преподаватель философии. Я не знала, как мне вести себя по отношению к подобным женщинам. Я, конечно, могла бы позвать Лауру и попросить ее уйти отсюда со мной, однако я не была уверена в том, что она согласится, и не знала, какая у них тут дома сейчас ситуация.

— Я закончила, — сказала я, вешая рюкзачок на плечо.

Лили так и осталась в дверном проеме. Я остановилась перед ней, ожидая, что она позволит мне пройти. Ее кресло чем-то напомнило мне танк. Грета стояла за моей спиной. Я заметила, что они обменялись одним из тех взглядов, которые называют многозначительными, потому что один такой взгляд равен разговору в течение часа. Мы стояли так несколько секунд. Грета подошла ко мне ближе, и я невольно вздрогнула, когда почувствовала, как она прикоснулась рукой к моей спине. Она провела по моей спине ладонью сверху вниз и обратно, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Мне не нравятся меха, — сказала она. — Они всегда наводят меня на мысли об убитых зверушках.

— Мне они тоже не очень нравятся. Эту шубку мне подарили.

— А дареному коню, как говорится… — присоединилась к разговору Лили, освобождая дверной проем.

Лаура больше не появлялась. Наверное, она, увидев меня, испугалась, поэтому ушла и больше не приходила, чтобы случайно меня не выдать. А еще она, скорее всего, почувствовала в данной ситуации растерянность, потому что наверняка не ожидала увидеть меня у себя дома. Я заметила, что она была бледна, а волосы у нее были такими растрепанными, как будто она только что встала с постели. Возможно, она и в самом деле заболела, например гриппом, однако ногу уж точно не ломала. Иногда люди врут подобным образом, чтобы не давать никаких других объяснений, однако, как бы там ни было, в данном случае ложь о якобы поломанной ноге означала, что, поскольку с такой ногой занятия по балету проводить невозможно, Лауре предстояло сидеть дома довольно долго.

Я, пока шла к двери, пыталась сосредоточиться и уловить какой-нибудь сигнал, который, возможно, подаст мне Лаура относительно того, в каком положении она сейчас находится, — попросту говоря, хорошо ей или плохо (как будто систему обмена условными сигналами можно выработать на ходу за пару секунд!). Бабушка Лауры ехала в своем кресле за мной по пятам. Из кухни донесся какой-то громкий звук — как будто ударились друг о друга две кастрюли. Может, это и был сигнал Лауры?

Выйдя из квартиры и закрыв за собой дверь, я внимательным взглядом окинула пол и слегка приподняла носком сапожка коврик, чтобы проверить, не оставила ли мне Лаура под ним записку. Я делала это очень осторожно и как бы невзначай, потому что чувствовала, что через дверной глазок на меня смотрит Лили.

Пройти мимо консьержа незамеченной мне не удалось: я увидела краем глаза, что он проводил меня взглядом. Выйдя на улицу, я подняла, насколько смогла, воротник шубы и прошлась по тротуару, выискивая взглядом какую-нибудь бумажку, которую могла бы бросить из окна своей комнаты Лаура. Делала я это незаметно, потому что знала, что Лили вполне может не полениться и понаблюдать за мной в окно. Так и не увидев никакой бумажки, я подумала, какое же, наверное, отчаяние охватит Лауру, если она все-таки бросила из окна записку, а я ее не заметила.

Я отправилась домой, чувствуя тяжесть на душе оттого, что ушла и оставила там Лауру одну. У меня появилось жуткое ощущение, что я ее больше никогда не увижу. Придя домой и увидев, что мой уже дня два не брившийся отец сидит и смотрит телевизор, я вспомнила маму и подумала, что попрошу у отца помощи и расскажу ему, что мне удалось обнаружить и в каком состоянии находится его возможная дочь. В этот момент мне казалось, что он вполне способен сесть в такси, поехать к Лауре домой, силой забрать ее оттуда и привезти к нам. Отец уже не был таким вежливым и обходительным, как раньше. Проблема, однако, заключалась в том, что сделать это было не так-то просто, потому что Лили наверняка заранее придумала множество ухищрений, к которым она прибегнет, если подобная ситуация и в самом деле возникнет. Она узнала, что ближайшие родственники Лауры — настоящие родственники! — ее разыскивают, и вряд ли она собирается позволить нам отнять ее — пусть даже не настоящую — внучку, в которую она вложила столько денег и сил. Возможно, она даже вложила в нее немало нежности и любви.

Анхель был еще несовершеннолетним. Кроме того, он вряд ли захотел бы ввязываться в какие-то сомнительные дела. У него уже не было такой юности, как у большинства других подростков. Действовать надо было с умом. Если мама не стала пытаться возвратить себе Лауру — значит, на это имелась какая-то причина. Мама бывала в квартире, находящейся над обувным магазином, а также, возможно, в доме в Эль-Оливаре. Наверное, в ее жизни был момент, в который кусочки пазла почти все заняли свои места — кроме тех, которые относились к Анне.

Я была так сильно занята размышлениями над странной ситуацией, в которой, по-видимому, оказалась Лаура, отец был настолько занят своим горем, а мой брат — своей юностью, что и я, и Анхель с отцом забыли вернуть Дона его хозяину. Впрочем, возможно, Анхель и не должен был его никому возвращать. Как бы там ни было, никто из нас троих об этом даже не упоминал. Отцу не составило труда свозить собаку к ветеринару и оформить необходимые документы. Он водил Дона в красивом ошейнике. В такси он установил ширмочку, отделяющую передние сиденья от задних, предназначенных для пассажиров, и это позволило ему возить Дона на переднем правом сиденье. Дон был неприхотливым: он легко приспосабливался ко всему, ел все подряд и никогда не капризничал. Пока ему подстригали шерсть, он спокойно ждал, когда мы закончим. Отец существенно сократил количество пива, которое потреблял, как будто Дон убедил его это сделать. Мне хотелось сказать Анхелю, что он был прав и что папа и вправду снова стал нормальным, но я сдержалась, чтобы не давать брату повода зазнаться. Все были такими умными, все так много знали… Мария, помощница детектива Мартуниса, когда-то сказала мне, что кусочки пазла сами начнут занимать свои места, и она была права. Теперь мне уже не составляло большого труда разобраться, какие шаги следует сделать. Мне не нужно было ломать над этим голову, кусочки пазла задвигались сами, и на переднем плане теперь оказалась моя бабушка Марита. Она представляла собой ключевой элемент, который я до сего момента упускала из виду. Марита была матерью моей мамы, и настал момент выяснить у нее, что же произошло между ними такого, из-за чего ее дочь не любила ее так, как я любила свою маму. Кроме того, мне нужно было выкинуть из головы мысли о гнетущей обстановке дома Лауры, чтобы ощутить в себе силы ей помочь.