Парадиз-сити - Лоренцо Каркатерра

Теперь ситуация уже не зависела только от достоинств плана и личного мастерства Ло Манто. Речь шла даже не о том, удастся этот план или провалится. Главное состояло в том, чтобы Дженнифер действовала и реагировала мгновенно, ни секундой позже, чем того требовала обстановка. Это означало, что она должна видеть не только то, что происходит вокруг нее, а гораздо дальше. Она должна знать не только то, что кто–то стреляет, но и почему в нее стреляют именно с той позиции. Нужна была также интуитивная способность предугадывать события. От этого зависело, какой Дженнифер выйдет из перестрелки — живой или мертвой.

— Будешь делать все так, как я скажу, — произнес Ло Манто, взгляд которого все так же скользил по волнам. — Что и когда говорить, тоже буду решать я. Мне будет подчинен каждый твой шаг. Если тебя это не устраивает, скажи прямо сейчас, а не тогда, когда вместе будем уворачиваться от пуль.

Подумав немного, Дженнифер кивнула.

— Ладно, командуй, — согласилась она. — Тебе лучше знать, что там у них на уме, так что не мне судить об их намерениях. Но если я пойму, что твой план глуп и обречен на неудачу, — начну действовать по собственному усмотрению, не спросившись у тебя.

Ло Манто обернулся к ней с улыбкой.

— С этим проблем не будет, — заверил он. — Глупых планов я никогда не строил. Только опасные.

— Я опасностей не боюсь, — заявила Дженнифер.

— А я боюсь, — сказал Ло Манто.

Медленно отстранившись от перил, он направился к лотку со сладостями, надеясь найти там Фелипе.

* * *

Пит Росси дошел до самого края вестсайдской пристани. Внизу, под ногами, колыхалась вода. Наклонив голову, он слушал Гаспальди. Тот докладывал окончательный вариант плана ликвидации Джанкарло Ло Манто.

— Одним словом, никуда наш легавый не денется, — завершил Гаспальди свое повествование. — Пусть даже промажет один, а то и два стрелка. Из их стволов вылетит больше свинца, чем во всем кино «Спасти рядового Райана». Так что путь у него один — вниз, и копыта в сторону. Вопрос решен, и семейка его уже сейчас может заказывать похороны.

— Пока он ходит по земле, вопрос не решен, — произнес Росси с явным раздражением.

Этот Гаспальди никогда не вызывал у него добрых чувств. Было ощущение, что тому не терпится рвануть напролом. Нет бы все взвесить, обдумать, выбрать вариант поостроумнее. Не нравилось ему и то, что Гаспальди смог добиться достаточно высокого положения во внутренней структуре каморры, столь тщательно огражденной от внешнего мира. Подумать только, какой–то сутенер — и так высоко взлетел. Может быть, это и было приемлемо в те годы, когда отец только закладывал основу дела, беря себе в помощники самых безжалостных и безбашенных. Однако такие вряд ли годились для современной организованной преступности, тем более что деятельность организации теперь на три четверти была связана с легальным миром. В общем, Росси не любил Гаспальди и никогда не обращался к нему за советом, находя его неотесанным, грубым, лживым и не считая нужным скрывать свое отношение к этому человеку.

Росси не обладал способностью отца найти каждому из работающих на него людей свою нишу, внутри которой тот процветал бы, делая только то, чего от него ожидают. А уж если человек ошибался в своем деле, его просто убивали. Дон Николо Росси был великим боссом преступного мира именно потому, что даже к самым сложным вопросам имел свой подход — прямой, без выкрутасов. Однако черты, благодаря которым он достиг легендарной славы в качестве крестного отца, не помогли ему стать хорошим отцом.

— Он умрет, мистер Росси, — заверил Гаспальди. — Может, ему и удавалось несколько раз сорвать банк, но то было раньше. А сейчас я готов поставить на его смерть все, что у меня есть.

— Верно говоришь, — кивнул Росси, — только это тебе и остается.

Росси повернулся спиной к воде. Было время отлива. Сзади в стенку пустого пирса слабо бились волны, а перед глазами бежал автомобильный поток по Вест–сайдскому шоссе, за которым едва виднелся южный краешек парка имени Девитта Клинтона. Сколько же раз вместе с отцом он гулял по этим улицам, мощенным брусчаткой, держа в руке большой крендель, посыпанный солью и намазанный желтой горчицей. А за ними неподалеку шли двое молчаливых телохранителей дона. В те годы причалы буквально кипели жизнью, служа лакомым куском для каморры. Основная часть доходов поступала от грузов, похищенных из трюмов пришвартованных судов, а также за счет денег, удерживаемых из зарплаты докеров. Дон Николо открыто соревновался с Крутым Тони, который контролировал причал, расположенный южнее, — кто за неделю снимет со своих владений больший навар. Отец правил здешними улочками так, будто был королем, которому эти владения перешли по наследству. Он решал, кого брать, а кого не брать на работу, кого обложить тяжелой данью, а кому оставить основную часть заработка. Росси видел лица работяг, когда те смиренно стояли в присутствии его отца. Во взгляде их читалось беспокойство, граничащее со страхом.

Такова была сторона жизни отца, которую Пит Росси хорошо знал и за которую во многом уважал своего родителя. Но, оказывается, была и другая сторона, доселе неизвестная, — та, которая доставляла ему сейчас ненужные переживания. Женщина, о которой ему рассказали всего несколько часов назад. И которая, как утверждалось, была его матерью. Даже если ей удалось обманным путем улизнуть от него, столь могущественный дон, каким был Николо Росси, не должен был допустить этого. Он должен был силой приволочь ее обратно и заставить до конца дней своих оставаться под крышей каморры. Потому что она обязана была вырастить сына. А что выходит? Все это время родная мать была жива и теперь живет в Неаполе? Вот что лишало его покоя и обескураживало.

А окончательно добивало Пита Росси то, что его кровный враг Джанкарло Ло Манто оказался еще и его кровным братом. Это подкашивало сильнее, чем самая подлая измена, заставляло страдать больше, чем любая выпущенная в тебя пуля. И, в конечном счете, этот факт мог причинить ему как действующему дону больше вреда, чем любое, самое немыслимое обвинение, выдвинутое любой из множества федеральных служб, мечтающих об одном — взять его организацию за горло.

Впервые за всю свою жизнь Пит Росси оказался в замешательстве. Что же теперь делать, какой путь избрать? План, который разработал Гаспальди, мало чем отличался от других, в разное время предложенных ему как главе мафиозной семьи. Обычная, хорошо подготовленная заказуха. Его единственный заклятый враг будет уничтожен. Убийство копа, которого Росси уважал и презирал одновременно и которого поклялся во что бы то ни стало стереть с лица земли, было гарантировано почти на сто процентов. Это станет мощным сигналом любому полицейскому по обе стороны Атлантики — а среди них нет ни одного, кто мог бы сравниться с Ло Манто по отваге и настырности, — что каждому, кто сунет нос в дела каморры, суждена злая смерть. Тогда его семья снова заживет тихо–мирно и можно будет наконец беспрепятственно заняться главным делом — борьбой за власть и влияние. Одним словом, необходим нужный шаг в нужное время, которому любой криминальный босс без колебаний дал бы «добро». Росси полностью сознавал, что сейчас не время пускаться в размышления и копаться в собственной жизни. Нужно было действовать. Назрело время реально показать врагам, на какие крайности он готов пойти ради того, чтобы сохранить свою железную хватку. Пит Росси не мог позволить себе роскоши рассуждать и поступать как обычный человек с улицы. Ему следовало быть доном и использовать самое ценное право, которое есть у человека его ранга: право заказать смерть другого человека.