Эти опавшие листья - Олдос Хаксли

Впрочем, дураки не умеют разглядеть сути заключенного здесь фарса. Им повезло больше, чем остальным. Умные все понимают, но прикладывают усилия, чтобы не думать об этом. Они дают себе насладиться всеми удовольствиями, как духовными, так и плотскими – причем духовными даже в большей степени, поскольку те разнообразнее, притягательнее и дарят больше радостей. А когда приходит срок, они с чувством собственного достоинства готовят себя к упадку физических сил и сопровождающему его закату разума. Но и тогда стараются не думать о смерти. Уж больно невеселая тема. И не подчеркивают фарсовый характер драмы, в которой сами принимают участие, из одного только страха вызвать в себе отвращение к сыгранной в ней роли, перечеркнув ее положительные стороны.

Самые смешные комедийные герои – те, кто говорит одно, а делает другое. В теории мы проповедуем бессмертие, а на практике мрем, как мухи. Тартюфу и Вольпоне[36] до этого далеко!

Мудрец не думает о смерти, чтобы не испортить себе удовольствия жизни. Но наступают времена, когда могильные черви настырно вторгаются в наше бытие, и уже невозможно не обращать на них внимания. Смерть не дает забыть о себе, и тогда трудно получать радость от чего бы то ни было.

Вот этот гроб, например, – как можно любоваться изяществом архитектуры церкви, внутри которой стоит ящик, наполненный разлагающимся организмом? А ведь что может быть прекраснее, чем смотреть вдоль центрального прохода большого собора и видеть в дальнем конце, по ту сторону сумрака арчатых сводов, ярко освещенный сегмент купола – горизонтальную окружность, гармонично контрастирующую с перпендикулярными ей полукругами арок? Нет ничего более красивого, что создал бы человек. Но там, под арками, стоит гроб, напоминая знатокам и любителям прекрасного, что на самом деле нет ничего, кроме тела, а тело страдает от одряхления, умирает и его пожирают отвратительные личинки.

Мистер Кардан размышлял о том, как умрет он сам. Медленно или скоропостижно? В долгой и мучительной агонии боли? Сохранит ли сознание? Останется ли похож на человека? Или превратится в идиота, в стонущее животное? Но теперь в любом случае он умрет нищим. Друзья будут сбрасываться иногда и посылать ему несколько фунтов. Старый бедный Кардан, нельзя же допустить, чтобы он умер в работном доме! Надо отправить ему фунтов пять. Какая тоска! Но в то же время совершенно невероятно, что он смог продержаться так долго! Все-таки ловок был чертяка! Бедный старый Кардан!

Хлопнула дверь, по церкви эхом разнесся звук шагов. Это пришел ризничий. Он сообщил мистеру Кардану, что они скоро будут готовы. Они специально поспешили раньше вернуться из полей. Да и винограда в этом году уродилось не так много, как в прошлом, и качеством он похуже. Но тем не менее нам следует быть благодарными Богу за любые ниспосланные милости.

Блаженны дураки, подумал мистер Кардан, поскольку ничего не видят. Или видят и понимают, но, несмотря ни на что, находят утешение, веруя в то, что воздастся им в иной жизни, вечность всех рассудит по справедливости. Ничего не понимать или понимать, но верить – признак идиотизма. Однако это все же наилучшее решение проблем, размышлял мистер Кардан. В таком случае ты можешь позволить себе понимание без необходимости в постоянном стремлении к забвению. Можешь познать реальность и мириться с ней. Для верующего один-два гроба не препятствие для того, чтобы любоваться красотой архитектурного творения Санмикели.

Мужчины, которым предстояло нести гроб, выстроились рядом с ним, привнеся с собой запах здорового крестьянского пота. По такому случаю они натянули сверху какие-то одежды, которые оказались не стихарями, а всего лишь грязноватыми пыльниками. Они выглядели как команда для игры в крикет, но состоявшая из одних только судей. Вскоре явился священник, за ним следовал миниатюрный служка в пыльнике, настолько коротком, что он даже не прикрывал голых коленок.

Началось отпевание. Святой отец выдавал скороговоркой свои латинские формулы, носильщики хриплым и нестройным хором вторили ему, произнося нечто нечленораздельное. Пока читалась долгая молитва, они обсуждали между собой достоинства винограда. Мальчик-служка сначала почесывал голову, потом задницу, а закончил тем, что стал яростно ковыряться в носу. Священник читал молитву так быстро, что ее текст слился в одно очень длинное слово. Мистер Кардан удивлялся, почему католическая церковь до сих пор не ввела в обиход молитвенные колеса, как в Тибете. Маленький электромотор, дававший шестьсот оборотов колеса в минуту, выполнял бы священный долг более эффективно, а обходился бы значительно дешевле, чем содержание священника.

– Ба-ба-ба-а-а. Бу-бу-бу-у-у, – бубнил святой отец.

– Ба-бу-бу-у-у, – повторяли подручные.

Не вынимая пальца из носа, мальчик, который четко знал свою роль, как дрессированная собачка в мюзик-холле, подал священнику кадило. Помахивая им в движении и тарабаня латынь, священник стал круг за кругом обходить гроб. Символичные и религиозные благовония! Их воскуривали в вифлеемской конюшне. Причем преобладал запах ослиной мочи. Именно он, наверное, и символизировал Святой Дух. Синеватый дымок поднимался вверх, и его уносил с собой сквозняк. На земной поверхности звери неутомимо плодились и размножались; она вся шевелилась, как трясина, состоящая из живой плоти. Ее запах густо и тяжело преобладает над всеми остальными. Но то там, то здесь приходится воскуривать благовония, чтобы их аромат мгновенно растворился. Остается лишь животная вонь плоти.

Мальчик достал сосуд с водой и нечто вроде метелки. И снова святой отец принялся кружить вокруг гроба, окропляя его, а служка шел по пятам, придерживая сзади полу его сутаны. Носильщики тем временем обсуждали достоинства виноградной лозы.

Иногда, думал мистер Кардан, духовность действительно торжествует столь наглядно, что поневоле начинаешь верить в существование души, в ее реальность и невероятную важность. Величественно, по всем канонам исполненный ритуал становится по-настоящему убедительным, пусть ненадолго. Но если его отправляют небрежно люди, которые даже не задумываются о том, что` должны символизировать и как восприниматься их действия, становится понятно, что это лишь дурно поставленный спектакль. В нем все формально, а единственной реальностью остается все то же тело. Приговоренное к смерти и разложению тело есть единственный непреложный факт.

Служба закончилась. Носильщики подняли гроб и перенесли на похоронные дрожки у дверей церкви. Священник поманил мистера Кардана за собой в ризницу. И пока служка убирал на место кадило и метелку, он выставил счет за услуги. Мистер Кардан расплатился.

– О чем ты думал?

– Ни о чем, – ответил Кэлами.

– Нет, думал. Ты не мог вообще ни о чем не думать.

– Ни о чем.

– Скажи мне, – настаивала Мэри. – Я хочу знать.

– Что ж, если действительно хочешь…