Ливиец - Михаил Ахманов

Огурец хрустнул на моих зубах. И правда соленый! Никогда таких не пробовал.

Павел внимательно присматривался ко мне.

– Ну? Что ты чувствуешь?

– Немного кружится голова. Напиток слишком крепкий. – Легким усилием я нейтрализовал действие спирта.

– А у меня вот не кружится, моча крысиная, – с горечью признался Павел и приложил ладонь ко лбу. – Там, внутри – я, моя личность, моя память, а все остальное – не мое… Не мое, хотя и очень напоминает! Подделка! Тело с таким обменом веществ, что я даже напиться не могу! А хочется!

– Не самый большой повод для печали. Есть что-то еще?

Кивнув, он потянулся к сухарям. С залива налетел порыв ветерка, листья яблонь зашумели, облако, похожее на цветок с остроконечными лепестками, стало наползать на солнце. Подсвеченное лучами светила, оно наливалось розовым, напоминая мне что-то знакомое. Не визуальный образ, а что-то такое, о чем я слышал, и не так давно.

Саймон и его рассказ о Носфератах в Рваном Рукаве…

– Кто ты? – спросил я. – Кто твой хранитель? Красная Лилия?

Павел замотал головой:

– Нет, Асур. Хотя имена применительно к ним… к нам… бессмыслица. Это ведь коллективный разум, Андрей, сборище многих и многих душ. Трудно объяснить… даже невозможно… Помнишь, я говорил тебе, что там – свобода? – Он поднял взгляд к небу. – Свобода, и в то же время ощущение единства… Как на том карнавале в Долине Арнатов. Праздник, вокруг люди, и ты идешь, легкий и радостный, окруженный друзьями, и любое дело тебе по плечу… Что-то похожее. Хотя среди этих друзей попадаются очень странные. Там ведь не только люди…

Не только, молча согласился я. Носфераты – древнейшие обитатели Галактики, и никто не ведает, где их начало, будет ли им конец и сколько звездных рас они в себя вобрали. Когда существу из плоти и крови наскучит жизнь – вернее, первая ее ступень, – оно уходит к ним. Не в телесном обличье, конечно – уходит то, что составляет нашу сущность, наша индивидуальность, память, наше «я». Это несложный процесс, если налажена связь с Носфератами и существует техника экстракции психоматриц в полевую форму. Не сложный для нас и тех инопланетных народов, которые достигли зрелости, которые могут шагнуть за грань земного бытия и обрести бессмертие.

Бессмертие, могущество, свободу… еще – единение друг с другом и со всей Вселенной…

Мы многое знаем о Носфератах – многое и почти ничего. Мы знаем, что это разумные псионные структуры гигантской, до миллионов километров, протяженности; они способны менять свою форму и объем, концентрировать звездных масштабов энергию, перемещаться в пространстве, создавая по своему желанию виртуальные порталы. Высшая галактическая форма жизни, с естественной средой обитания в мире туманностей и звезд, цефеид и сверхновых, солнечного ветра и черных космических провалов. Жизнь эта способна преобразовывать материю на самых глубинных уровнях, вступать в контакт с обитателями планет и при определенных условиях акцептировать их разумы в себя – что, очевидно, дает толчок ее прогрессу. Что же еще нам известно? Графики и формулы, описывающие зарождение таких псионных кластеров, их стабилизацию и функционирование – если угодно, физиологию Носфератов; мы также знаем, что Галактические Странники благожелательны ко всем разумным существам, к любым проявлениям жизни, и что они – творцы вселенской сферы Инфонета, связующее звено информационного континуума.

Не знаем мы только самого главного: что значит быть Носфератом. Но узнаем. Со временем.

– Реверсус! – вдруг вымолвил Павел, ударив себя кулаком в грудь. – Понимаешь, я – реверсус! Возвращенный назад по собственному глупому желанию! Но очень уж хотелось посмотреть, что тут у вас и как… Нет, не посмотреть – почувствовать… Увидеть я мог и в новом своем качестве. Любая информация, звуки, картины… все за три тысячи лет… Но показалось, что этого мало – плоти возжелал! – Голос его затих, рука потянулась к стакану.

– На плоть для тебя не слишком расщедрились, – сказал я.

Он взъерошил редкие волосы.

– Какой есть! Точнее, каким когда-то был. Дома, в двадцатом веке.

Демоны Песков! Все-таки в двадцатом! Он упрямо стоял на своем и, очевидно, не заблуждался и не хотел меня обмануть. То и другое казалось нелепым, если припомнить, откуда и как он появился на Земле.

Я захрустел сухариками, разглядывая его лицо с маленькими глазками, пухлым ртом и расплывшимся носом. Закончил жевать, вытер крошки с губ и предложил:

– Может быть, начнешь с начала?

– С начала? Ну, что ж… – Павел криво ухмыльнулся. – Начинать с начала – моя профессия, я ведь писателем был, художником образа и слова. И в двадцатом веке, и в тридцатом… И, как писатель, знаю, что одного начала не бывает. Чем удивительней события, тем больше нужно причин, чтобы подтолкнуть их ход. Так что у меня два начала. А может быть, и три.

– Готов выслушать все.

Понурившись, Павел уставился в тарелку с ветчиной.

– Хорошо. Пожалуй, начнем с того, что я умирал – там, в двадцатом веке. Острая почечная недостаточность, таблетки, уколы и дважды в неделю – диализ… наши врачи давали мне от силы год… Но умирать не хотелось, Андрюша, т а к умирать – поганой смертью, мучая жену и сына! Они ведь знали, что я приговорен, и знали, что смерть будет нелегкой… Понимаешь? Или вы забыли, какая это мука – следить, как умирает близкий человек, и чувствовать свое бессилие?

Верно, об этом мы забыли. Болезней, тем более смертельных, нет, и если несчастный случай необратимо искалечил тело, то можно его заменить. Клонирование с последующим переносом психоматрицы гораздо более простая процедура, чем зарождение нового существа – факт, известный генетике тысячи лет.

И все же я его понимал. Понимал, клянусь теен и кажжа! Я историк, странник во времени; я видел то, что позабыто, то, с чем можно соприкоснуться лишь просматривая записи нашего Койна. Страдания, унижения, боль, страх, мучительная гибель… Это сохранилось только в мниможизни, в восприятии психоисториков-наблюдателей, в отредактированных файлах о минувшем. Кроме детей, они доступны всем, но, просматривая их, помнишь, что это случилось не с тобой. Они вызывают сочувствие, слезы, грусть, иногда – гнев и отторжение, но не обреченность.

Да, я понимал Павла! Так, как поняли бы его Егор и Гинах, Витольд и Тенгиз.

– Болезнь – это одно начало, но есть и другие, – молвил Павел. Он приподнялся, вытянул руку к зданию базы, что возносилась вдали над деревьями, и спросил: – Знаешь, что было в прошлом на тех холмах? На Пулковских высотах?

– Древняя обсерватория, – ответил я. – Отдельные постройки сохранились в Эру Унижения, и их восстановили в тридцать пятом веке. Там теперь музей. Водят ребятишек – смотреть, как предки изучали небо.

– Там было еще подземелье, – проворчал Павел. – Бункер, прямо под вашей башней. Его отдали лаборатории, которой заведовал мой приятель. Димыч, Дмитрий Олегович Терлецкий. Мы звали его Дот. – Он прикрыл глаза, вспоминая. – Лаборатория темпоральных процессов… Видишь ли, Дот тоже занимался физикой времени, очень примитивной по тем временам. Так что ваша башня – символ преемственности в науке. А что теперь под ней, под вашей башней? Рабочая камера хроноскафа? Готов побиться о любой заклад, что эмиттеры пси-поля расположены в бункере Димыча… то есть в том пространстве, где он был. Вот тебе второе начало моей истории!