Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

Красивый жест сопроводил её слова, и этим диалог их был окончен. Не стоит доказывать женщинам, что их мысль далека от идеала. От чего угодно пусть будет далека, но только не от идеала!

Агрессия художника вызвана ревностью. Она обоснована. «Нет, со стороны Анны ничего, кроме ненависти, к Иллиану нет. Но ненависть тоже чувство – её можно лишь вызвать, сама по себе не рождается!

Со стороны Иллиана чувствовал любовь к Анне, и это бесило, ужасно, невыносимо бесило! Это выводило из себя!

Из прошлого друга превращался в будущего врага, несмотря на то, что оказался настоящим отцом. Вот это временное пространство и изображено на его лице.

Даже пожалеть успел, что собрались втроём.

Затем гнев добавил решимости, и художник сделал свой выбор. Выбор был с уклоном в бесконечность. Почти у каждого душа это круг, а бесконечность способны создать лишь два круга…

Втроём возвращались в отель, но зайти в его двери втроём было не суждено.

Арлстау вычеркнул ожидания героев, идущих рядом с ним, и нежданно для обоих попросил Иллиана проводить Анну. Сказал им, что у него неотложные дела в других концах города. «Понимайте это, как хотите!» – добавил мысленно он.

Оба занервничали, но подозрительных вопросов не озвучили. Косые и обеспокоенные взгляды остановить его не в силах, и художник покинул их, оставив в недолгом смятении, которое обоих заставит действовать.

Затем они разошлись в разные стороны – никто из них в отель не собирался, у всех незавершённые дела – не только у художника…

Перед Арлстау знакомая лавочка, привычные для взгляда фонари, заезженное небо под ногами. Берег, как берег и не был он лазурным, ведь не обвенчан с историей, как все другие лазурные берега.

Но в эту секунду берег творил именно историю, ведь плескался волнами в мыслях художника и подталкивал его к решительным, непоправимым поступкам, которые не вычеркнуть и не поместить в острие меча.

Всеми мыслями он призывал того, кого недавно не желал ни видеть, ни встречать, но призванный спешить не собирался, словно ждал, чтобы художник передумал.

Переубедить молчанием сложно, даже самого ведомого, а художник уже яростно кричал всеми мыслями, забыв про вежливость: «Явись же ко мне!», и она явилась.

Как святость обручального были её глаза. Когда в них добро, они такие красивые, что художник, даже не поверил. И волосы распущены, и платье элегантно, и нежным голосом спросила:

–Так быстро понадобилась я?

Удивила такой переменой. Глядел на неё, как на что-то нежданное, новое и, даже близкое. Расцвела на глазах

«Видела бы сейчас всё это Анастасия, наверное, приревновала бы…» – думал художник, не зная о том, что в этот момент и Иллиан, и Анастасия и ещё тысяча глаз наблюдает за ним, как наблюдали и раньше за каждым его шагом, за каждой эмоцией на его лице!

–Мне нужна правда, – ответил он пришедшей.

–Тысячи демонов и тысячи ангелов защищают твою душу! – воскликнула она прежним, приятным голосом. – Одни приходят днём, другие ночью! Ангелы берегут тебя, не требуя платы, а демонам нужно платить. Огромного добра без капель зла не сотворить! Сам понимаешь…

Не этой правды желал художник, но за сказанное был благодарен. Открыла ему многое…

–Ты сказала мне: «Какая разница, сколько тебе жить, если ты умрёшь великим!», но я больше не желаю творить мир, хочу творить себя и свою жизнь…

Тысячи ушей прислушались, и девочка, зная это, перебила художника, остановила поток и потоп:

–Вижу, ты сам решил, для чего тебе дана жизнь! Уважаю таких людей! Одни сами решают, для чего им жизнь, и смыслом жизни становится их собственное решение; вторые понимают смысл своего существования, в следствии внешних факторов и ведомо идут по выдуманному смыслу, что называют судьбой; третьи же не знают для чего живут и не спешат узнать даже на пороге смерти. Когда жизнь имела смысл, то и смерть его приобретает. Кто живёт просто так, тот умрёт от случайности…

Сотни глаз видели эту девочку и не впервые. Они не понимали, откуда она появляется и из какого мира это существо, но записывали каждое, сказанное ею слово. К сожалению, или к счастью, никто не смог понять, кто эта девушка.

–А что для тебя быть великим? – решил убить свой интерес художник.

–О, – захохотала девочка, – не тому задаёшь ты свой хитрый вопрос. – Задай его моему сопернику.

–Его ответ на этот вопрос мне не интересен! – жёстко отрезал художник и добавил. – Мне нужен твой ответ!

–Для меня быть великим это, когда жизнь стоит передо мной на коленях и умоляет погубить её!

Её слова звучали жутко и не могли не зацепить.

–Кто же ты такая? – растерянно спросил художник, несмотря на то, что мальчик с золотыми волосами называл её братом, и страх нашёл дорогу в его душу.

–Если скажу своё имя, то, можно считать, расскажу тебе всё! Ты вызвал меня, чтобы поговорить об этом? Если да, то я пойду…

–Нет, – остановил её художник. – Хочу задать тебе другой вопрос – что нужно сделать, чтобы я смог разделить свой дар с другим человеком?

Гримаса на лице девушки изменилась, и в ней на задний план ушёл подвох. Была заинтригована настолько, что интрига вытеснила всё из её больших, карих глаз. Её ладони прижались друг к другу от предвкушения. Не ждала она такого поворота, а это для неё самое ценное!

–Такого художники ещё не делали, – восхищённо прохрипела она.

–То есть, ты не знаешь, как это сделать?

–Знаю.

–Откуда? – вспыхнул он, ничего не понимая. – Как ты можешь это знать, если ни один художник не совершал этого?

–Это не важно, поверь. – махнула она рукой и продолжила. – Ты человек, покинувший систему, для тебя нет понятий мера и время, и это твой конёк. Однако, в этом есть и минусы, ведь боль, что приносили тебе люди, также не имела меры и не зависела от стрелок часов. Боль всегда делает нас сильнее, и чем больше силы необходимо человеку для его пути, тем больше боли он испытает. Потому не видишь ты своей души, спрятал её ещё до того, как родился. Заранее знал, что, прежде чем увидеть свет, нужно пасть в пропасть и пропасть…

Ты и пал, и пропал, а теперь боишься одиночества. Ты жаждешь разделить с ней дар, потому что желаешь избежать боли. Считаешь, что, если она будет владеть тем же, что и ты, в этом будет её спасение, и твоя ноша, разделённая на двоих, станет легче! Двух