Память Вавилона - Кристель Дабо

Ей стало стыдно, что она невольно заразилась духом соперничества, заставлявшим студентов ненавидеть друг друга. Если изолярий помог ей повзрослеть, то не для того же, чтобы она превратилась в интриганку! Теперь Офелия даже порадовалась, что Торн не присутствует на церемонии и не сможет догадаться о посетивших ее дурных мыслях.

И она искренне зааплодировала Дзен. Надо уметь проигрывать. Впереди будущее с его бесконечными возможностями, только выбирай…

– Поздравляем наших новых виртуозов! – отчеканили в микрофон Генеалогисты, раздав последние галуны. – Остальные, возможно, сменят свою прекрасную форму на другой костюм, но «Дружная Семья» все равно навсегда останется частью вашей личности. Заставить уметь и уметь заставить! Знание служит миру и прогрессу!

Прижав к груди кулаки, все как один запели гимн Вавилона. Затем началось медленное шествие провалившихся курсантов: им предстояло сложить свои знаки отличия к ногам Елены и Поллукса. Офелия двигалась в общем потоке. Поднявшись по ступеням на эстраду и приблизившись к широченному платью Елены, она преклонила перед ней колени, чтобы отцепить от сапог серебряные крылышки.

– Благодарю, – произнесла Офелия.

Из всех Духов Семей, которых ей довелось увидеть, никто не внушал ей такого уважения, как эта уродливая великанша. Офелии хотелось поймать ее прощальный взгляд, пусть даже сквозь толстые стекла оптического устройства. Однако когда крылышки Офелии звякнули, упав на кучу прочих знаков отличия, Елена осталась холодной как мрамор.

Леди Септима притворилась, будто не видит Офелию. Но искра, блеснувшая в щелочках ее глаз, свидетельствовала о том, что наставница ликует. Офелия не стала ее благодарить.

Генеалогисты уже перестали интересоваться происходящим на эстраде. Убрав микрофон, они о чем-то беззвучно беседовали, почти соприкасаясь губами. Вид их золотистых лиц завораживал. Неизвестно, сравнялись ли они с Богом, но они уже несли в себе заряд бессмертия.

– Курсант Евлалия!

Обернувшись, Офелия увидела Октавио; он ожидал ее у подножия лестницы. Она не сразу его услышала: вокруг все еще пели поистине бесконечный Семейный гимн Вавилона.

– Я больше не курсант.

– Прости. Это я по привычке.

Он выглядел таким замученным, что Офелия с сочувствием посмотрела на него и сказала:

– Мои поздравления. Ты это заслужил.

– Мне все так и твердят, – буркнул Октавио, отводя глаза. – Но если это говоришь ты, я почти готов тебе поверить. Если я попрошу, пойдешь со мной?

И, не оставив ей времени на раздумья, двинулся через атриум, расталкивая толпу. Офелия энергично заработала локтями, но все же едва не потеряла его из виду. Она предпочла бы остаться возле трибуны – ей хотелось окончательно убедиться, что Торн не придет. Зато Октавио явно желал скрыться от всевидящего ока стоявшей на эстраде матери.

Увидев, как он поднимается по северному трансцендию, Офелия поморщилась: она до сих пор опасалась пользоваться этими воздушными коридорами. Октавио быстро шагал вперед, не обращая внимания на тех, кто рвался к нему с поздравлениями. Подождав отставшую Офелию, он достал из кармана ключ, и та сразу узнала его.

Октавио вставил ключ в скважину колонны, из которой тут же выдвинулся мостик, ведущий в Секретариум.

– Поспешим, – вполголоса произнес Октавио. – Лорд Генри хочет видеть тебя. Только тебя. Сегодня в Мемориале слишком много народу, и я не желаю, чтобы за тобой увязались случайные посетители.

Офелия не дослушала конца фразы. Слова «Лорд Генри хочет видеть тебя, только тебя» мгновенно затмили все на свете. Девушка из последних сил пыталась сосредоточиться и обдумать их, пока шла по мостику вместе с Октавио.

– Моя мать по-прежнему стоит на своем, – снова заговорил он. – Утверждает, что и miss Сайленс, и Медиана, и Бесстрашный стали жертвами несчастных случаев. Свидетельство профессора Вольфа? Бредни. Она не хочет ничего слышать, и я уже почти поверил, что она… ужасно говорить такое… она многое от меня скрывала. Хотя, по-моему, самое страшное в другом… она действительно верит в то, что говорит. Она одержима совершенством нашего города и просто не может поверить в иную реальность. Как и в случае с моей сестрой, – грустно вздохнул Октавио. – Поэтому я решил все рассказать Лорду Генри. И, похоже, он воспринял мой рассказ всерьез. Он дал мне свой ключ, чтобы после церемонии я открыл тебе Секретариум. Наверное, он хочет услышать твою версию событий.

Офелия толкнула бронированную дверь глобуса. Итак, Торн знал все. Все, кроме самого главного.

– Удачи тебе, – сказала она, протягивая Октавио руку. – Уверена, ты найдешь своим крылышкам отличное применение. Просто ты об этом пока не знаешь.

Октавио сначала растерялся, но потом робко пожал руку Офелии.

– Ты тоже многого достойна, Евлалия. Поэтому я с тобой не прощаюсь. Я больше чем уверен, что мы еще встретимся.

Резко развернувшись на каблуках, отчего его крылышки мелодично зазвенели, он ступил на мост, и тот закачался под его торопливыми шагами. Офелия стояла, сжимая в руке ключ от Секретариума и крошечную, свернутую вчетверо бумажку, которую оставил в ее ладони Октавио.

На бумажке корявые буквы складывались в слова:

Слова

Проходя через внутренний двор Секретариума, Офелия неожиданно почувствовала, что идет по нему в последний раз. Гомон торжества долетал сюда подобием хриплых звуков заезженной пластинки, что крутится на стареньком проигрывателе. Над головой Офелии в середине светового колодца плавно покачивался глобус древнего мира. Он был точной копией своего вместилища, но в нем скрывалась тайна, важность которой превосходила загадки всех коллекций вместе взятых.

Подвешенное зеркало.

Зеркало, застрявшее меж двух эпох.

Зеркало – свидетель первоначальной истории.

Офелия по-прежнему не могла понять, как ей удалось совершить тот проход, но она была признательна зеркалу за все, что оно ей поведало.

Она воспользовалась ближайшим трансцендием, и вскоре дробный стук ее сердца слился с пощелкиванием цилиндров базы данных.

«Лорд Генри хочет видеть тебя, только тебя».

Дважды стукнув в дверь, девушка вошла в зал ордоннатора. И, с ходу налетев на пирамиду из картонных коробок, спросила себя, не ошиблась ли она. В зале мерцал сумеречный свет, источник которого Офелия обнаружила в тот момент, когда прямо ей в очки ударила световая струя. Стоящий на табурете проектор отбрасывал на экран призрачные изображения. Каждые десять секунд происходила смена кадра, сопровождавшаяся механическим щелчком. На пленке были отсняты печатные тексты, а проектор позволял увеличить изображение.

– Не стойте на свету.