Всего один век. Хроника моей жизни - Маргарита Былинкина

Если принимаешь твердое решение, то появляется такая огромная внутренняя убежденность, такая вера в то, что должно быть и будет именно так, а не иначе, что этот настрой передается другим — и все получается. Так у меня было всегда, так произошло и в тот раз.

Без особого труда я получила письмо за подписью директора, парторга и профорга в президиум Академии наук с ходатайством о выделении мне машины. Вооружившись официальным документом, я пошла на личный прием к вице-президенту АН по хозяйственной части Чахмачеву, поговорила с ним, умоляюще на него поглядела — и через неделю стала владелицей сказочно прекрасных «Жигулей».

Впрочем, легко сказать — владелицей. Покупать машину на Южнопортовую улицу я отправилась самолично, ничего в машинах не понимая и толком водить их не умея. В огромном автомагазине по всему залу вилась длинная и шумная очередь. Я приехала поутру, но за час до закрытия передо мной стояло и страдало еще человека четыре. Что делать? Хорошо, что кроме документов и восьми тысяч рублей я захватила с собой выданный мне в Союзе писателей талон на Собрание сочинений Льва Толстого. Такие талоны на дефицитные годовые подписки служили иногда хорошей разменной монетой при всяких нужных оплатах, в том числе и докторам.

На сей раз очень добрую службу сослужил мне старик Толстой. Тетка-администратор успела распахнуть передо мной дверь в гараж для выбора желанного существа. Стоявшие там существа предстали предо мной в кумачево-красном, ярко-синем и пепельно-желтом облачении. Естественно, что понимать я могла только в цвете, а не в карбюраторе или аккумуляторе.

Со знанием дела я выбрала желтого красавца, но и в его внутренних качествах, к счастью, не ошиблась. Однако день на этом не кончился… Точнее, кончился, ибо наступал вечер.

Автомагазин благополучно закрылся. Я сижу в собственном автомобиле. Багровый солнечный шар (дело было в августе) грозит закатиться за горизонт. Мама находится в Доме творчества в Переделкино и, наверное, безумно волнуется. А я сижу в собственном автомобиле и не знаю, что мне теперь делать.

Школу-то я закончила и отлично водила машину по аллеям в Сокольниках и даже по тихим московским переулкам. Но вы-браться на колесах из Южнопортовой, проехать по центру Москвы и доехать вечером до Переделкино — это уже было свыше всяких сил.

Чудеса все-таки случаются. Минут через двадцать ко мне, как в сказке, подходит симпатичный юноша и предлагает помощь. Не какой-нибудь прощелыга-мошенник, а вполне приличный юноша да еще автогонщик по профессии. Он, как оказалось, приехал сюда с приятелем помочь тому выбрать машину.

Таким образом, за нормальную плату, с комфортом и с зажженными фарами доехала я поздним летним вечером до Переделкино. Мама вела себя героически — ни упреков, ни укоров. Много позже я осознала, сколько волнений и переживаний, которых она не показывала, доставляли ей все мои автомобильные эскапады.

В общем же, Бог меня, наверное, хранил. Ни в какие ДТП я не попадала, кроме одного случая, который трудно назвать дорожным происшествием, но который на заре моего ралли вполне мог закончиться трагически.

Происшествие это не было ни дорожным, ни транспортным, а просто нелепым.

Я выруливаю со своего места на открытой стоянке — под Таганским мостом — к выезду на узкую улицу, которая поднимается к Театру на Таганке. Надо выезжать из ворот. Прямо передо мной через дорогу — крепкий деревянный забор, за которым ремонтируется кирпичный дом. Вдоль забора — настил для пешеходов и хилые деревца-липки. Почему-то вместо того чтобы не спеша повернуть руль налево, на улицу, я изо всей силы жму на акселератор, и моя машина, взревев, бросается прямо на деревянный пешеходный настил, по которому идут люди. На какую-то долю секунды я встречаюсь глазами с мужчиной, взглянувшим на меня с каким-то веселым ужасом, мол, — чего это она?! Еще миг и я расплющила бы его об забор, да и сама бы… Но случается в жизни смертельный трюк, достойный барабанной дроби. Пешеход счастливо проходит мимо, я удобно сижу в машине за рулем, а машина сидит верхом на стволе сломанного деревца, только колеса крутятся в воздухе как сумасшедшие, да передний бампер украшен вмятиной.

На мое счастье, набежали добросердные кавказские молодцы и всем скопом стали снимать меня и машину с липки, приговаривая: «Быстро, быстро, пока милиция не пришла!»

Никаких видимых поломок не случилось, и я в шоковом состоянии «автоматом» доехала до института и спокойным голосом доложила маме по телефону: «Нормально добралась, сижу, работаю». Убеждена, что на сей раз, а возможно, и еще не раз я осталась цела ее молитвами.

С конца 70-х мы с мамой стали в летнее время обосновываться в Доме творчества в Переделкине. Там был легкий сетчатый гараж, куда я, приезжая с работы, ставила свой автомобиль, который и спровоцировал в 79-м году одно забавное знакомство.

Однажды, войдя в гараж, я увидела, что рядом с моими «Жигулями» над синей коренастой «Нивой» колдует такой же коренастый бородач в кумачовой косоворотке. Ни дать ни взять оживший персонаж из романа Шишкова «Угрюм-река». Оказалось, — Кокоулин Леонид Леонтьевич, строитель и главный начальник гидроэлектростанций на Чукотке, по совместительству член Союза писателей, издавший премированную книгу «Котлован». Ныне — пенсионер, перебравшийся из своего Синегорья в Москву и сочиняющий эпический роман о покорении Красной Армией Дальнего Востока. Своего рода северный «Тихий Дон».

Интересный был человек Л.Л. Кокоулин. Типичный сибирский купец дореволюционной выделки, живописный и смекалистый, он вкусно рассказывал о Сибири, то и дело, как истый сибиряк, приговаривая: «Аха… аха…» В спорах был по-сибирски неуступчив и крепко стоял на своем.

С осени Леонид Леонтьевич стал частенько навещать нас с мамой, привозя в дар то кружечку брусничного варенья, то баночку маринованной черемши. Всякий раз являлся в новой огромной шапке-ушанке, то из меха чернобурки, то из рыжей лисы, то еще из каких-то неведомых роскошных мехов: сибирский признак благополучия и богатства. Впрочем, о своем богатстве — о шестидесяти накопленных тысячах — он говорил часто и с удовольствием. Еще бы, «Начальник Чукотки». Но Чукотка ему досталась нелегко: сбежала с Северов жена, сильно пошатнулось здоровье.

После ужина Кокоулин сидел у нас на диване, блаженно поглаживая окладистую бороду. Видно, та картина напоминала маме что-то из далекого прошлого, ибо она тут же, хотя и с трудом, садилась за пианино и начинала наигрывать старинные романсы «Утро туманное» и «Хризантемы». Но сибирский дед не проникся духом старых времен, его больше интересовало собственное будущее, в котором, как я примечала, мне уготовлено свое место.

Вскоре вышел из печати его толстый роман а ля «Тихий Дон», неаккуратно названный мною «Таежный чолдон», но Леонид Леонтьевич постарался не обидеться на родное слово. Книга носила более длинное и выспренное название: «В ожидании счастливой встречи», однако была добротно, даже талантливо написана. Яркие картины махрового, кондового, своеобразного быта и людей. Но странное дело: в этом романе не было ни одной любовной сцены, не говоря о какой-либо увлекательной любовной истории, которая могла бы стать стержнем произведения. Как, например, история Аксиньи и Григория в том же «Тихом Доне».