Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини

– В Неаполь, синьор!

– Чтобы стать мишенью насмешек?

– О, синьор! Чтобы получить приказ его высочества вице-короля. Вам предстоит преследовать Драгут-рейса.

Адмирал посмотрел на легкомысленного посланника злыми, налитыми кровью глазами, гадая, не смеется ли тот. Приказ начать преследование пирата, которого он, по его словам, уже взял в плен, показался Дориа очень обидной шуткой.

Восточные ветры, которые так помогли Просперо при погоне за Драгутом, весьма мешали ему теперь, когда он держал путь на восток, всем сердцем стремясь к своей Джанне, чтобы успокоить ее мятущуюся душу. В течение шестнадцати часов галеры едва ли делали по три узла, а остальные восемь им приходилось стоять на якоре, чтобы гребцы могли отдохнуть. Если ветры не сменятся на западные, то, чтобы одолеть обратный путь, потребуется более двух недель, в то время как на запад они добрались всего за три дня. Поэтому, сгорая от вполне понятного нетерпения, Просперо свернул в Лионский залив и послал из Марселя в Неаполь сухопутного гонца с новостями о себе и просьбой к Джанне прибыть к нему в Геную, куда он сейчас и направлялся.

«Поскольку, любимая моя Джанна, – писал он ей, – я не намерен и далее жить в изгнании, полагаю, что именно сейчас самое благоприятное время для нашего возвращения. Я вспоминаю радушие моих земляков, с которым меня встречали после Прочиды. И как это радушие усмирило моих врагов, положило конец клевете и удержало кинжалы в ножнах. Памятуя об этом, я не сомневаюсь в благодарности и теплом приеме, ожидающих меня, когда я войду в порт с четырнадцатью исламскими галерами, тремя тысячами рабов-мусульман и освобожденными христианами, среди которых я насчитал по крайней мере тысячу генуэзцев. Меня ждет слава победителя Драгут-рейса и его армады, человека, добившегося существенного ослабления исламской угрозы у наших берегов. Я не думаю, что даже храбрейший из моих врагов рискнет проверить на прочность мою репутацию. Полагаю, она будет достаточно прочной, чтобы защитить меня. Поспешите же ко мне, моя Джанна, чтобы мы наконец воссоединились и я смог бы возложить этот триумф и славу к Вашим стопам. Его высочество принц Оранский выделит Вам надлежащий эскорт и обеспечит всем необходимым».

Остальное же, написанное несколько более пылко, не должно нас касаться. Одновременно он послал наместнику свой отчет о событиях в Маоне. Это было краткое и весьма сдержанное изложение фактов. Но если он и умалял свои заслуги в этом отчете, то цветистое перо дона Алваро де Карбахала несколько превозносило их.

Хотя письмо Просперо принесло Джанне облегчение, она пару раз вздохнула украдкой, читая самодовольные разглагольствования по поводу триумфального возвращения в Геную. Да, он столько сделал, чтобы исправить зло, сотворенное им на Джербе, что требовать от него большего никто не станет. Однако полагать, что его триумф парализует заклятых врагов, окружающих Просперо дома, было бы опрометчиво. Это соображение и заставило Джанну поспешить с отъездом. Она хотела быть с Просперо, в какую бы беду тот ни попал.

События показали, что момент Просперо выбрал верно: проницательность всегда была свойственна ему, и, не будь этот человек поэтом, он мог бы стать одним из первых морских волков и стратегов своего времени. Просперо не впадал в излишний оптимизм, и его суждения, как оказалось, были недалеки от действительности. Весть о битве у Ла-Молы, победе над Драгутом и уничтожении всего его флота (тогда и сам Просперо думал, что Драгут погиб) уже достигла Генуи. На христианском побережье Средиземного моря не осталось ни одного порта, где бы жители, услышав благую весть, не вздохнули с облегчением и не восславили генуэзского капитана, которому они были обязаны уничтожением этого мусульманского головореза. На родине он стал величайшим из национальных героев всех времен, и появление его флота в заливе вызвало восторг населения.

Возможно, подготовка к его приему и шла несколько вяло, но горячее воодушевление его сторонников поистине творило чудеса.

Перед Коровьими воротами, через которые он должен был проехать, была построена триумфальная арка из проса и овса. Звуки серебряных труб приветствовали Просперо, когда он сошел с корабля на набережную, устланную ковром из цветов и зелени. Его встречали дож, сенаторы в алых мантиях и группа патрициев, представителей всех благородных домов республики. Впереди стояла маленькая девочка из клана Гримани, которая прочла приветственный сонет. Если во всем этом и была заметна суетливость, заставившая автора «Лигуриады» поморщиться, то, как он потом заметил Джанне, только невежда мог критиковать оказанный прием, поскольку его превозносили как одного из лучших сынов республики.

Слушая речи и глядя на тех, кто пришел его приветствовать, он смеялся в душе – столь разителен был контраст с проводами менее чем два месяца назад. Тогда все считали его предателем, а сегодня приветственно протягивали к нему руки. А за спинами патрициев стояла галдящая толпа, удерживаемая лучниками. «Только смельчак, – думал Просперо, – может сейчас объявить себя моим врагом».

И конечно, совсем другой была высадка в Неаполе Андреа Дориа, герцога Мельфийского и кавалера ордена Золотого руна, происходившая в те же часы. Великого адмирала не встречали ни звуки труб, ни цветы, ни сонеты, ни патриции, ни скандирующая толпа. Его встречал лишь суровый наместник. Он даже не вышел на мол Кастель-Нуово, а ожидал его в приемном зале крепости.

Настроение у синьора Андреа и его племянников было не из лучших. Шли они туда, отнюдь не окруженные почтением, достойным адмиральского ранга синьора Андреа. Однако потрясение, вызванное новостями с Джербы, уже прошло. По зрелом размышлении они поняли, что все не так уж и безнадежно. Конечно, все еще можно было исправить. До тех пор пока Драгут остается в море, Дориа всегда получат поддержку для охоты за ним и его уничтожения. Как только это произойдет, радость и благодарность всей Италии затмят неудачу при Джербе. Но даже если и нет, то все еще можно повернуть в свою пользу, разоблачив ее главного виновника. Вот каковы были тайные намерения Филиппино.

– Когда мы оповестим всех о предательстве, спасшем Драгута, Адорно уже не будет нас беспокоить. Мессиру Просперо придется держать ответ за опустошение Корсики, последовавшее за исчезновением неверных. И он, несомненно, ответит за это на виселице.

Синьор Андреа не выказал большого воодушевления.

– Я заметил, – мрачно сказал он, – что любое действие, предпринимаемое нами против этого мерзавца, нам же и выходит боком.

– Это уже будет действие не наше, а императора, – напомнил Джаннеттино. – Справедливость наконец настигнет собаку.

– Да, я полагаю… – герцог устало провел рукой по лицу, – это будет ударом для бедной Джанны.

– Это расплата за нелояльность, – кисло заметил Филиппино.

– До сих пор твое стремление к мщению диктовалось ненавистью, и это не принесло нам добра.

– Что же, по-вашему, не надо платить за оскорбления? – разгорячился Филиппино. – Может, вы простите мессира Адорно и возьмете всю вину за Джербу на себя, став всеобщим посмешищем?