Крик - Антонов Виктор Акимович

товарищ Вега – вот учудил. Сейчас ведь эпоха секса, а не любви. Даже не верится.

– Алька, я теперь боюсь. Что же делать? И его ужасно жалко. Что в этой самой Испании, женщин нет достойных?

Алька засмеялась, подошла ко мне, обняла за шею. Она ростом ниже и ее затылок на уровне моих губ.

– Ну, Верунчик, как же мы себя мало ценим. Особенно ты. Закомплексована на своих страхах и несчастьях. Понимаю, ну случилась у нас с тобой эта мерзость. Не будем оправдываться, главное, перед собой. Могли и отказаться. Я тебе как-то говорила про Сапрыкину – помнишь. Она уволилась года два назад. Красивая тоже девка. У меня есть догадка, что она отказалась. Потому что, когда я встретила ее как-то, она говорит мне с такой нехорошей усмешкой: «Как там у вас, у красивых?» Скажу прямо про себя. Не захотела в благородной нищете жить. И детей малых растить и унижения разные. Самое мерзкое в нищете – унижение. Но не ставить же крест из-за этой мерзости на своей жизни. Я пережила это. И стала на мужчин смотреть несколько скептически, если не сказать больше. И злее стала. Но зато уверенности прибавилось. А ты все комплексуешь. Нет худа без добра, в конце концов. Поганый опыт – тоже опыт. И вспомни про кающуюся Марию Магдалину.

– Тебе про эту самую Магдалину Дятел напевал?

– Напевал, напевал, – смеется Алька. – Не скажу, чтобы на меня это повлияло, но психолог он хороший. В КГБ умели готовить кадры. Ладно, не отвлекай меня, а то собьюсь с хорошей мысли. Так вот, нет худа без добра. Мы теперь с тобой так мужиков знаем, их слабости, что любого богатыря можем унизить до импотенции. Они же очень уязвимы по нашей женской части. И Наполеоны, и короли, и диктаторы. Вспомни, как Наполеону Жозефина рога наставляла. Он в сражениях трахает всю Европу. А в это время капитан-интендант, тыловая крыса – трахает его Жозефину. Он был невероятно уязвлен, более того, он даже отказывался понимать, как это может быть. Или жена Сталина. Как она своей смертью его обидела. На всю жизнь. Он может террор развязал, когда понял что потерпел с ней поражение. С женщиной не получилось. Начну мужиков мочить. Да, они могут нас физически уничтожить, довести до самоубийства, но победить женщину – мужикам не дано. Тут психобиологический разрыв произошел в результате развития человеком своих инстинктов. А ты комплексуешь. Я часто думала о нашей женской доле и пришла к выводу, что все что написано в литературе, в поэзии, поставлено в кино про любовь и про якобы тоскливую женскую долю – это все лажа. Не соответствует действительности. Ведь все эти произведения про наши отношения с мужиками написаны самими же мужиками. Они там и рисуют себя героическими, такими неотразимыми злодеями, сердцеедами. Это они хотят быть такими. А на самом деле мужик слаб и легко уязвим. И в душе он, сволочь, знает про это. Возьми, к примеру, эту легенду про дон Жуана. Про этого неотразимого сердцееда. Ну да, я согласна. Мы можем мужику уступить, он может нас завлечь и увлечь. А вот что дальше – про это ведь молчат мужики эти самые отважные. И неотразимые. А дальше в отношениях наступает самое интересное и парадоксальное – мужик один на один никогда полностью не удовлетворяет женщину. Никогда. Это мы с тобой про себя знаем отлично. Не юные гимназистки. Так вот, о дон Жуане. Ведь он отчего от женщины к женщине бегал – спринтер хренов. Завлек и бежать. А я тебе скажу, почему. Он был ужасно самолюбив. И обаятелен. Женщина ему уступает – и он вроде победитель. А что потом? А потом – он не может удовлетворить ее так, чтобы она была в упоении. Не может. Он это понимает и бежит к другой. И все начинается сначала. Потому что видит, что женщины от его потуг обыкновенных и немощных – не в восторге. И лишь из жалости не говорят ему об этом. Вспомни себя с мужиками.

– Вроде так.

– Не вроде, а точно. Мы из присущей нам женской жалости делаем вид, что мы в восторге. А теперь я тебе скажу, почему все это происходит. Слушай внимательно. А происходит все это потому, что человечество веками как апофеоз наслаждений считает половой акт, а Всевышний вовсе не для наслаждений его нам предоставил, а для продолжения рода человеческого. Просто человек заметил, что эти интимные отношения дают очень сильный стресс, который необычен и человеку приятен. Человек это заметил и по своей дурной привычке и тяге ко всему дурному начал развивать и вводить в культ чрезвычайных наслаждений эти естественные человеческие испражнения. А на самом деле эти сладчайшие выделения человеческого организма очень схожи с другими выделениями. Вот если по маленькому терпеть сутки или более, то при освобождении будешь испытывать почти тот же восторг и наслаждение как при интиме. Скажешь я не права? Ты вспомни, как ты к самолету бежала. Со страху и испугу.

– Ну ты, Алька, зараза. Такой умной стала. Ты скажи, что мне делать?

– Ты скажи прежде – я права?

– Права, права. Но частично.

– Это в тебе говорит твоя природная бабья жаль. А на самом деле ты со мной полностью согласна.

– Ты скажи, что мне сейчас делать?

И я ей рассказала, что мне поведал Бажов и о его предложении.

– Он конечно прав. Надо, чтобы все было естественно. Вообще-то Антон великолепный парень. Я не понимаю, что ты раньше с ним не закрутила. И если ты, зараза, его обидишь, будешь иметь дело со мной.

– Совсем с рельсов сошла, менеджер полуночный.

– От полуночного слышу.

7

Через день мне на мобильник сбросили о встрече с Антоном, указали адрес и время. Я тут же сбросила эти сведения Альке. Мы купили букет цветов, и в назначенное время, без пяти, стояли рядом с этим домом. Ровно в назначенное время к нам подошел молодой парень, представился Борисом и сопроводил в дом. Но не в тот, у которого мы стояли, а в другой. В общем, как в шпионских романах, только круче. Парень открыл нам обыкновенную железную дверь, которые после наезда демократии поставили все москвичи, затем обитую дерматином вторую дверь и в прихожей он – Антон. Мы договорились с Алькой, что вперед бросится она, чтобы никаких подозрений, а я вслед. Алька бросилась Антону на грудь, я повисла с другой стороны. Суета, крики смех и визг. Я поцеловала его в щечку, потом, как бы нечаянно, задержала поцелуй на губах. И чувствую – побежало волнующее тепло по организму…

– Что ты впилась в его губы? – кричит Алька. – Он же согласно нашей прессе почти калека и еще нетвердо стоит на ногах.

Антон рассмеялся. И приглашает нас в комнаты.

– Они там напишут черт те что. Так немного ушибся. Хотел подышать свежим воздухом. А они меня закрыли. Сами куда-то отлучились. Кому-то из них выговор влепили. Так мне сказали.

В большой комнате накрыт стол с бутылками и яствами.

– Сам бегал? – спрашивает Алька. – Или охрану посылал? А кто тебе готовил салаты, нарезку?

– Это все из ресторана, – говорит Антон.

– В следующий раз приглашай нас, – говорю я. – И вкуснее, и красивее, и дешевле обойдется.

– Обязательно, обязательно.

Когда мы успокоились, и сели за стол, Алька спрашивает, где охрана.

– Вы их не увидите, не беспокойтесь, – отвечает Антон. – Профессионалы, одним словом.

– А если напьемся