Дети Империи - Олег Измеров

Приключение закончилось.

Началась его обычная жизнь. И в этой жизни надо было взять билеты.

Касса с евроокнами и пластмассовым подоконником казалась даже какой-то не совсем знакомой. Виктор спокойно дождался ее открытия и как старому знакомому обрадовался монитору системы «Экспресс». Кассирша была невыспавшейся и немного путалась, пока набирала и распечатывала разноцветные бумажки, но Виктор был готов простить ей все.

Он чуть не поскользнулся на обледенелом пешеходном мосту, вспомнив, что и в нашем времени надо быть осторожным. Каждый шаг по Бежице теперь напоминал ему о возвращении.

Вот длинное здание Тимошковых с рекламой и стоянка частных авто со шлагбаумом.

Вот серый прямоугольник общаги, населенный ИЧП, на месте старой церкви.

Паутина троллейбусных проводов вместо трамвайных рельсов.

Строящееся здание напротив почты и бетонные глыбы универмага.

Силикатная застройка Куйбышева – она как-то ниже стоявших здесь сталинок.

Зеленая хрущевка, одна из первых в Бежице.

«Китайские стены» по XX Съезда КПСС.

За Институтом и магазином бытовой техники Виктор повернул на Орловскую.

Он шел в сторону Десны.

Он шел домой.

Уже совсем недалеко от дома, когда он шагал мимо детской площадки, той, что напротив аптеки, его окликнул молодой высокий человек в такой же, как и у него, китайской куртке:

– Виктор Сергеевич, можно вас на минуту?

Виктор не спеша подошел ближе, стараясь, однако, на всякий случай держать дистанцию. «Интересно, кому это из моих знакомых могло понадобиться ждать меня в такой ранний час здесь по такой мерзкой погоде? Что-то случилось?»

Мужчина тоже подошел с детской площадки на тротуар и стал напротив Виктора, так, что лицо его стало хорошо освещено уличным фонарем.

Это был майор Ковальчук, в одежде, которая вполне сошла бы за современную. Правда, куртка была явно из натуральной замши.

– Здравствуйте, Виктор Сергеевич.

– Здравствуйте. А как вы…

– Странный вопрос для человека, который сам только что оттуда.

Возникла недолгая пауза; Виктор огляделся. В домах наугад сияли прямоугольники окон. На ветках покачивалась обледенелая на ветру изморозь. Мимо в сторону 3-го Интернационала, объезжая колдобины со снеговой кашей в воде, протащилась какая-то иномарка. Наступало обычное российское утро, в центре которого стоял обычный агент из другого мира.

– Надо так понимать, я вам снова понадобился, – решился первым нарушить молчание Виктор.

– Фраза прямо как в шпионских фильмах, – усмехнулся Ковальчук. – Но вы правы. Когда вы сюда вернулись, то, верно, думали, что это уже конец? А это только…

– …Иногда человек знает, что его ждет впереди. А иногда – обстоятельства распоряжаются по-своему, – философски заметил Ковальчук.

Виктор не знал, что ответить. История откровенно его достала. Сначала попасть из пусть даже не совсем счастливого российского настоящего в СССР 1958 года, причем в альтернативный СССР, где Великая Отечественная должна вместо сорок первого начаться в этом самом пятьдесят восьмом, да еще и быть ядерной, чуть не оказаться похищенным монстрами, встретиться с живым Берией, вернуться обратно в наш мир до этой войны – и в двух шагах от дома повстречаться с майором МГБ из пятьдесят восьмого года, заброшенным в наше время…

– Если не секрет, вы тут один или с целым десантом?

– Один. А вы хотите спросить, не боюсь ли я, что вы сдадите меня в ваши компетентные органы? Да что вы! В то, что я из прошлого, у вас никто не поверит. Как подозрительного гражданина… ну, это тогда надо тут каждого второго хватать. Вот, например, того. – И он указал на какого-то бредущего мимо по тротуару гота. – К тому же учтите разницу в нашей с вами физической и иной подготовке, а также то, что у вас тут народ не бежит на помощь. Скорее, наоборот. Да и вообще – зачем? Я здесь не шпион, не диверсант, а просто частное лицо. Даже не иностранец. Мы с вами оба родились в СССР, оба дети империи. Вы не находите?

– А нарушение правил въезда?

– Каких правил? Назовите закон РФ, регламентирующий въезд из другой эпохи. Допустим даже, такие бы правила были. Но тогда и вы их тоже нарушили. Вас куда-то сдавали, арестовывали, ограничивали свободу передвижения?

Виктор промолчал. Регистрация, конечно, была подпиской о невыезде, но сугубо добровольной.

– Скажите, Виктор Сергеевич, кто из нас двоих мыслит как гражданин демократической страны, а кто – как житель государства с полицейским режимом?

«Ладно, – подумал Виктор, – посмотрим, зачем я вам понадобился. На словах все белые и пушистые».

– И какие услуги от меня здесь потребуются? Достать паспорт, деньги, найти квартиру, помочь устроиться в какое-то учреждение? С кем-то встретиться, что-то кому-то передать?

– Виктор Сергеевич, наши коллеги из ближайшего будущего, конечно, инициировали создание многих хороших полезных фильмов, они формируют чувство бдительности, и мы тоже этим займемся у себя. Но я уже сказал, что никакой тайной деятельности, ничего, противоречащего вашим законам, я здесь вести не собираюсь. Кстати, паспорт от вас не потребовался бы.

– Вы научились подделывать российский паспорт?

– Нет, но у вас здесь за деньги все можно сделать.

– Так для этого надо деньги подделать.

– Зачем? НАУ не спешит отказываться от американских долларов, они у вас тоже в ходу. А также золото царской чеканки, ювелирные изделия… А дальше – with the money I'll get freedom, так что вы в этом плане нас абсолютно не интересуете.

– Тогда в чем?

– Давайте отойдем к беседке, а то с деревьев капает.

Они сошли с тротуара и стали на детской площадке.

– Все дело в одном слове в предсказании Цванцигера. Это слово – zuvorkommen. На самом деле по предсказанию вы должны эту самую критическую угрозу zu-vor-kom-men, – произнес Ковальчук.

– Немецкий я знаю слабее английского. Цуфоркоммен, цуфоркоммен… То есть прийти прежде этой угрозы. Предшествовать. Ну так я прежде и пришел.

– Наладонников у нас, к сожалению, нет, а вот печатная версия… – Ковальчук вытащил из куртки карманный немецко-русский словарик и раскрыл на заложенной странице.

«Zuvorkommen… опережать, предупреждать… упреждать (кого-л.)», – прочел Виктор.

«Ох уж эти предсказатели! Вечно они что-то невразумительно промычат, а потом к этому привязывают великую сермяжную правду».

– Кажется, понимаю. Вы хотите сказать, что я должен эту угрозу упредить? То есть предотвратить?