Три любви - Арчибальд Кронин

– Да, все это очень здорово… – протянул он, – но давай начистоту. Похоже, ты уверена в себе, однако… знаешь ли ты, как со всем этим справиться?

– Я справлюсь, – сразу заявила она с той самой уверенностью, за которую он ее упрекнул, потом умолкла и неожиданно спросила другим тоном: – Но ты… ты же не думаешь, что не получишь…

Не дав ей договорить, он отмахнулся:

– Нисколько не сомневаюсь! Успех у меня в кармане. Я все рассчитал до последнего пенни. – Помолчав, он продолжил с лаконичностью и уверенностью, которые поразили ее. – Я взял у брата Уильяма университетский справочник. Плата в среднем тридцать фунтов в год, книги и всякая всячина – скажем, пять фунтов. Против этого – фонд Карнеги и, конечно, стипендия, мне доступно двадцать, и любую из них я могу получить, даже стоя на голове. Ну, выходит двадцать пять фунтов за каждый год из пяти лет. – Он помог себе жестом руки. – Моя прибыль шестьдесят фунтов, расходы, допустим, сорок – самое большее. Результат: у меня будет двадцать фунтов на одежду и карманные расходы.

– Прекрасно, Питер, – негромко сказала она, – просто великолепно.

Она была поражена его осведомленностью и твердой позицией. Ее восхитила также возникшая между ними доверительность, которая поможет им добиваться общих целей.

– Да, это хорошо, – с коротким смешком ответил он. – Но есть и другая сторона вопроса.

Люси прищурилась.

– Я сказала, что справлюсь, – подтвердила она.

– Нет смысла повторять это, мама, – раздраженно откликнулся он. – Глупо! Ты похожа на крота, копошащегося в темноте.

– Но крот в конце концов пробирается к свету, – медленно возразила она, чувствуя, как его трезвость охлаждает ее энтузиазм.

– Да, но как быть сейчас? В этом все дело. Ты же знаешь, нам надо на что-то жить пять лет, и это твоя забота. – Он острым взглядом оценил недостатки комнаты и скудость сервировки стола. Потом помолчал. – А теперь скажи мне честно, сколько ты зарабатываешь.

Она заколебалась, в глазах отразилась тревога.

– Ну скажи, – настаивал он. – Сколько у тебя остается после оплаты аренды этого чудесного дворца?

Она подняла глаза и посмотрела на него.

– Восемнадцать шиллингов в неделю, – спокойно ответила она.

У него тотчас же вытянулось лицо, и он с глупым видом уставился на нее.

– Восемнадцать шиллингов в неделю! – выдохнул он. – Меньше пятидесяти фунтов в год на то, чтобы поддерживать наше существование и покупать тебе одежду! – Он коротко, язвительно рассмеялся. – И оплачивать твою ложу в опере. Все это чистое безумие, мама.

– Говорю тебе, я справлюсь, – твердо произнесла она.

Он медленно помотал головой.

– Чистое безумие, – повторил он. – Совершенно невозможно – я знаю, о чем говорю. Это ясно, как дважды два. Нельзя бросаться в омут с головой. Ты не продумала всего как следует – я имею в виду, с самого начала. К примеру, посмотри, как ты продала нашу мебель! Не будь я тогда ребенком, было бы мне шестнадцать, я ни за что не позволил бы тебе это сделать. Потом это происшествие с мисс Хокинг – наверняка можно было предвидеть такой исход… – Он многозначительно помолчал и добавил: – Но ты не смогла из-за своего упрямства.

Она едва не задохнулась от обиды. Какими горькими и несправедливыми показались ей его замечания, этот едва ли не судебный приговор – после всех тягот, которые она вынесла, чтобы он удержался в колледже, после того, как она наилучшим образом все спланировала! Если бы кто-то другой посмел говорить с ней подобным образом, он услышал бы в ответ резкую и гневную отповедь. Но Люси любила сына и сказала просто:

– Позволь мне делать то, что я считаю нужным.

– Какой в этом толк, если я обо всем договорился, а ты все портишь своим упрямством? – раздраженно спросил он. – И какой толк в родственниках, которые спокойно остаются в стороне, если ты не просишь у них поддержки?

– Я внесу свою долю, – решительно ответила она, – и без их помощи.

Тронутый ее непоколебимостью, он взглянул на нее с внезапной жалостью.

– Неужели ты не понимаешь, что теперь все сосредоточивается на мне? Именно я должен вытащить нас из этой ужасной дыры, – с несчастным видом проговорил он. – Это расстроило бы и святого… – И он действительно расстроился, задохнувшись от нелепого наплыва печали.

– Не надо, Питер, дорогой! – вскричала Люси, растроганная его неожиданными слезами.

Несмотря на то что сын вырос и стал таким умным, он по-прежнему оставался ее маленьким мальчиком, который когда-то искал ее сочувствия, уткнувшись носом ей в колени. Сладость этой мысли и долгая разлука с сыном неожиданно и необъяснимо заставили Люси уступить ему.

– Мы подумаем об этом, – успокаивала она его, взяв за руку. – Может быть, я съезжу к Ричарду или Эдварду, поговорю с ними.

– Надо это сделать, – шмыгнув носом, сказал он. – Говорю тебе, это единственный путь.

– Да-да, – пробормотала она. – Предоставь это мне, дорогой.

Его жалкое лицо, внезапная печаль, странно напомнившая ей о безволии Фрэнка, зависимость от нее, их близкие отношения, которые она хотела бы продолжать вечно, пробудили в ней сильное желание защитить Питера. Она утешала его, ощущала его близость, и в ней просыпалось непобедимое желание любить.

– Забавно, что со мной такое случилось! – воскликнул он немного погодя, поворачивая к ней чуть пристыженное лицо и делая попытку пошутить. – Больше этого не повторится.

Сжав его руку, она поднялась.

– Ты устал, сынок, – спокойно проговорила она. – Пойду застелю тебе кровать.

Она направилась в полупустую комнату – эту пародию на спальню, и через миг он вошел вслед за ней. Приблизившись к окну, он стал всматриваться в сумерки.

– Взгляни, мама, – через минуту сказал он, – отсюда хорошо видно.

Она подошла к нему и положила руку ему на плечо, следуя глазами за его взглядом. Там, на холме, теперь едва различимое, озаренное последними бледными лучами уходящего дня, стояло то самое здание, средоточие их амбиций и надежд. В тот момент мрачное, а для них грандиозное и даже величественное, оно, казалось, охраняло ту жалкую, захудалую округу, в которой они находились. В профессорских домах, что стояли за деревьями, словно нарисованными умброй, яркими точками светилось несколько окон. Потом тяжелыми лязгающими ударами пробил время колокол на башне. Унылый провинциальный город; небольшой и ничем не примечательный университет; два обыкновенных человека, смотрящих на него из бедной комнаты. Ничего особенного – обычное дело, не содержащее в себе ничего важного, и все же, как ни странно, эта минута была незабываема. В сердце Люси росло неудержимое стремление к чему-то высшему, недосягаемому… Ее глаза, блуждая по небу, остановились на слабо мерцающей далекой звезде, которая разгоралась все ярче на темнеющем небосклоне.