Вера, Надежда, Виктория - Иосиф Гольман

Большой вопрос.

Впрочем, если бы наша жизнь постоянно не ставила перед нами все новые и новые вопросы, жить стало бы совсем неинтересно.

Прошел ровно год с описываемых событий.

Почему задумали встретиться – у каждого были свои причины.

Вичка молча решила отметить год со дня смерти Игоря Игумнова. Она и сейчас не знала, любовь ли это была или что-то иное. Но Игорь погиб из-за нее и ради нее. И Вичка не собиралась этого забывать.

Савченко, так же молча, Семенову-младшую в этом решении поддержал. Сначала съездил с ней на Митинское кладбище. Подождал, пока девушка постоит у могилы в одиночестве. Затем подошел сам.

Теперь, когда Вичка сказала о предстоящей встрече, Борис очень постарался и выделил такое дефицитное для активно вкалывающего аспиранта время. Пожалуй, это был единственный выходной за последние два месяца его работы.

Надежда Владимировна тоже решительно освободила свой график: годичной давности события круто изменили ее жизнь. Причем в замечательную сторону. И деньги заметные на фирме завелись, впервые с начала кризиса. И жизнь стала более осмысленной с появлением Ванечки. Долгожданная оттепель постепенно перешла в весну, которая не кончается уже почти год. И даст бог, еще долго не кончится.

Надежда даже начала задумываться о ребенке. Безумие, в сорок четыре-то года, – но так хочется!

Вичка поддержала идею двумя руками. Сказала, что невероятно прикольно, когда тетя и племянница – одного возраста.

Можно подумать, Семенова-средняя мечтает о втором ребенке ради прикола.

Ванечка счастлив даже от одной мысли о возможном принце. Или, еще лучше, принцессе.

Вера Ивановна тоже горячо одобрила. Сказала, что современные тест-системы снимают самую страшную ответственность «возрастных мам» – возможные генетические отклонения. Но – даст бог, если все-таки решатся, – никаких отклонений не будет. Уж очень оптимистичен окружающий фон.

Приняли приглашение и Кругловы с дочкой, и Ефим Аркадьевич с Наташей. Так что, когда все встретились у выхода из метро «Партизанская», компания собралась довольно большая.

Для начала пошли на Измайловский вернисаж.

Сам новостройный дворец особо никого не прельщал. И огромный блошиный рынок – тоже. Народ вдруг дружно устремился к искусству, поднявшись наверх, на так называемую Аллею живописцев.

Вот там было хорошо все. И ярко сверкавшее зимнее солнце. И удивительно белый для Москвы снег – вот что значит отсутствие автомобилей! И отражавшие небесный свет полотна местных художников. Они висели, стояли и лежали вокруг, опекаемые авторами или перепродавцами, по обе стороны многочисленных длинных дорожек.

А добрая половина мастеров кисти, оказывается, знала Ефима Аркадьевича. Он тут лично отстоял все выходные позапрошлого года, когда внезапно увлекся арт-бизнесом, и как всегда, начал не с того, с чего нужно. Правда, Береславский не жалел о потерянном времени. Говорил, что так натренировал глаз, как будто год прожил в музее.

Пока дошли до конца вернисажа, Ефима уже раза три или четыре отзывали в сторону и приватно угощали. Поэтому профессор был даже веселее, чем обычно.

По дороге каждый старался побаловать своего любимого/любимую. И все вместе – единственного ребенка, Маргаритку. Она была абсолютно счастлива, как и ее родители. Кстати, Вичка впервые наблюдала девочку без марлевой маски. Ее теперь перевели с полугодового на годовой цикл обследования. Но даже без мудреных томографов было видно, что с ребенком все нормально.

Вера Ивановна тоже не удержалась. Когда Марго засмотрелась на заварной фарфоровый чайник с ярчайшим желто-красным – на ярко-белом фоне – петухом на боку, Семенова-старшая немедленно реализовала девочкину мечту. Маргаритка нежно прижала петуха к себе и в принципе уже была готова заканчивать прогулку.

Гулянье и в самом деле вышло немаленьким: в общей сложности, со сборами перед метро, ходили больше полутора часов. Очень прилично для морозного февральского денька.

Но разбегаться не хотелось. Душа требовала продолжения банкета.

И его решили продолжить неподалеку, в самом Измайловском парке, где Ефим гарантировал очень вкусный ресторанчик. Похоже, он действительно знал все вкусные ресторанчики этого района, недаром его друг-доктор, чтобы улучшить показания профессорских анализов крови, грозился зашить Ефиму Аркадьевичу рот.

Компания дружно направилась к выходу, вдоль бесконечных торговых рядов с разными ярмарочными разностями. Так что тоже получилось не быстро. Потом миновали выход в метро и по подземному переходу пересекли неширокое Измайловское шоссе.

И вот они уже в лесу.

Здесь тоже довольно много гуляющих. И много солнца и света. Правда, исчезли картины и фарфоровые чайники. Зато появились сосны и высоченные липы.

В душах у тех, кто постарше, не исчезало ощущение какого-то с детства любимого праздника. Ну а кто помладше, был счастлив просто так, безо всяких аллюзий и ассоциаций.

Сплоченный коллектив прошел мимо рекомендованного Береславским ресторана. Решили еще чуть-чуть погулять: чертовски не хотелось уходить из-под лучей не слишком теплого, но такого яркого и праздничного солнца.

Все двинулись в глубь парка, чтоб минут через десять-пятнадцать развернуться обратно и тогда уж – на выходе – хорошенько поесть.

Постепенно дорожки сузились. Народу стало заметно меньше. А птичьих голосов и следов чьих-то лапок на чистом снегу – больше.

Хорошо!

На скамейках, стоявших через равные промежутки вдоль дорожки, почти никто не сидел. За все время – только старичок, кормивший воробьев раскрошенной булочкой. Да пара влюбленных, которым что на экваторе, что в морозильнике – лишь бы целоваться не мешали.

Поэтому когда у одной из скамеек собралась возбужденная мини-толпа – гуляющие не заметить этого просто не могли.

Все невольно повернули головы. И увидели то, что лучше бы не видеть: заплаканную мамашу, заплаканную бабушку, перепуганного отца, неловко тыкающего в кнопки мобильного телефона. Их малыш – лет шести-семи, примерно Маргариткиного возраста – лежал на скамейке, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как ему плохо.

Вера Ивановна в одно мгновение преобразилась: из очень пожилой женщины, нежно, но надежно влекомой Вичкой и Борисом под руки, она стала тем, кем была всю жизнь – доктором Семеновой.

– Что случилось? – совсем не старым голосом спросила она у деморализованных родителей. – Я врач. Меня зовут Вера Ивановна.

Даже если бы кто-то спустился с небес, они не обрадовались бы больше.

– Он цветок понюхал, Вера Ивановна! – наперебой запричитали мама и бабушка. – В оранжерее! Буквально пять минут назад! И сразу стало трудно дышать! Мы вывели его на воздух – и вот теперь такой ужас!