Возмездие - Василий Ардаматский

Часам к десяти ресторан стал заполняться публикой. Большой стол в углу зала заняла шумная мужская компания. Федорову показалось, что там вместе с французской слышится русская речь, и он сказал об этом Савинкову.

— Вы не ошиблись. Это русская монархическая шпана из окружения великого князя и престолонаследника Константина, — ответил тот и, вздохнув, добавил: — О великий и бедный русский мужик, кто только не сидел на твоей спине!

— О великом и бедном мужике, раз уж к слову пришлось… — задумчиво начал Федоров. — Два члена нашего ЦК проголосовали против контакта с вами только потому, что считают вас виновником чудовищных страданий белорусского мужика. Они оба оттуда родом. И утверждают, что такой жестокости их земля не видела ни при царе, ни при немце, ни при ком-нибудь другом. И все это делалось от вашего, так сказать, имени. Неужели это правда?

У Савинкова кровь прихлынула к лицу и застучала в висках. Затронут чрезвычайно больной для него вопрос — о жестокостях его отрядов, и главным образом отряда полковника Павловского. Сотни повешенных, расстрелянных, запоротых. И поди узнай, когда справедливо…

— Да, я должен признать, что походы моих отрядов в Россию не были мирными, но необходимо, чтобы вы все-таки знали, что там произошло, и уже потом только делали выводы. Во-первых, походы оказались неподготовленными. А в них участвовало множество людей, которые люто ненавидели большевиков. Вот они-то и сорвались, когда увидели, что терпят неудачу и вместо отторжения у большевиков Западного края предстоит бесславное возвращение в Польшу. Понимаете, моя организация, мое движение — массовые. И естественно, что среди моих последователей попадаются и люди без выдержки, и люди жестокие, и люди, просто еще не понимающие, что такое настоящая политическая борьба. Для таких людей то, что случилось в Западном крае во время походов, явилось политической и тактической школой… — Савинков говорил мягко, убедительно, он умеет так говорить, внимательно наблюдая за собеседником. Он видел, что Федоров слушает его с большим интересом и даже, кажется, сочувственно.

— Да, это верно, — согласился Федоров. — Но мнение, однажды сложившееся у людей, изменить тоже нелегко. У одного члена нашего ЦК ваши люди под Гомелем убили родного брата, который не был ни красным, ни даже розовым.

— Издержки истории… Людям, участвующим в политике, следует это понимать…

В дверях зала появились трое новых посетителей: высокий, спортивного вида мужчина лет сорока, с заметно поседевшими волосами и две молодые красивые дамы. Они стояли у входа и оглядывали зал, а метрдотель что-то им объяснял, согнувшись перед ними и прижимая руки к груди.

— Вы не возражаете, если я за наш стол позову своих друзей? По-моему, мест больше нет, — сказал Савинков.

— Я не слышал обещанного вами ответа, — Федоров смотрел на Савинкова серьезно и требовательно.

— Услышите. Я бы их не пригласил, но, по-моему, они меня увидели…

Седеющего мужчину в смокинге Савинков представил Федорову как своего старого знакомого мистера Ридса, английского коммерсанта, интересующегося русским рынком. Федоров сразу узнал в нем английского разведчика Сиднея Рейли — он видел его фотографии. Одна из дам была женой англичанина, она была маленького роста, у нее было фарфоровое личико ангела с огромными голубыми глазами и необычайное имя — Пепита. Другую — высокую, красивую брюнетку — звали Любовь Ефимовна. Савинков представил ее как близкую подругу Пепиты, но Федоров понял, что это жена Деренталя и личный секретарь Савинкова. Было понятно, почему Савинков заранее выбрал в ресторане большой стол, — этот сюрприз был запланирован. Оставалось только выяснить — с какой целью…

— Боже, мы, конечно, помешали деловым людям, — начала Люба Деренталь, бросив на Федорова мерцающий взгляд своих иссиня-черных глаз.

— Ничего, ничего, — улыбнулся ей Савинков. — Если у мужчин отнимут возможность прощать безрассудство женщины, у них не останется способа демонстрировать свое терпение.

Черноусый пожилой метрдотель принес меню, и Савинков вместе с Рейли стали заказывать ужин. Обе красавицы довольно бесцеремонно разглядывали Федорова. Савинков представил его как своего старого знакомого и соратника по России, так что их любопытство было вполне понятно.

Когда метрдотель наконец ушел, Савинков отдался милой светской болтовне с дамами, что тоже было, очевидно, запланировано, так как Рейли немедленно принялся за Федорова:

— Смотрю на вас как на призрак — человек оттуда…

— Что в этом невероятного?

— Объясню вам… — начал Рейли и несколько мгновений молча смотрел, довольно откровенно изучая Федорова. — Россия с момента революции и установления там Советской власти отдалилась от всего мира куда-то в холодную, почти звездную даль.

— Это звучит красиво, но поезд Москва — Варшава идет ровно столько же, сколько при царе, — ответил Федоров. — И жены наши спят каждая под своим одеялом.

— В эту глупость я никогда не верил, — ответил Рейли. — Но человеческая жизнь наладилась там? Мой вопрос более чем серьезен — я собираюсь вкладывать свои сбережения в торговлю с Россией.

Рейли довольно долго расспрашивал его о делах в России, и Федоров видел, что он прекрасно осведомлен. Ему пришлось напрячь все свое внимание, чтобы не допустить промаха.

— А какое у вас мнение о ГПУ? — неожиданно спросил Рейли.

— Это предмет наших давних и сильно затянувшихся дискуссий, — пренебрежительно улыбаясь, ответил Федоров и добавил: — И в какой-то степени длительность дискуссий и то, что о них я рассказываю здесь, является ответом на ваш вопрос.

— А может быть, наоборот? Чекисты с любопытством наблюдают ваши дискуссии и выжидают только, когда вы сделаете шаг в опасную для них сторону?

Федоров удивленно и непонимающе посмотрел на англичанина. Рейли сделал грубейшую ошибку — он фактически раскрыл, что знает о принадлежности Федорова к антисоветскому подполью, то есть, другими словами, предупрежден на этот счет Савинковым. Вот и по лицу Савинкова метнулась тень недовольства, и он несколько излишне демонстративно повернулся к своим дамам. Понял свою ошибку и Рейли, но ничем это не выдал, только сказал:

— Одно ваше знакомство с господином Савинковым должно вызывать у чекистов сильнейшее любопытство.

— Не знаю, как Борис Викторович, а я о своем с ним знакомстве в газетах объявления не давал, — вежливо ответил Федоров.

Вскоре после полуночи Федоров шепнул Савинкову, что он очень устал и хотел бы уйти по-английски — не прощаясь. Савинков объявил об этом всем, но никто не стал особенно уговаривать его остаться.

Решили уходить. Савинков попросил у официанта счет. Прибежавший метрдотель сделал вид, что страшно огорчен ранним уходом гостей, пригласил их посмотреть ночную эстрадную программу, он равнодушно бормотал все это, сопровождая гостей к выходу.

Гостиница, в которой жил Федоров, была неподалеку, и вся компания пешком проводила его, а там они сели в таксомотор.