Крик дьявола - Уилбур Смит

Роза предполагала, что из-за своей толщины тот окажется неповоротливым. Она рассчитывала, что, ошеломив его своим неожиданным нападением, она сразу ударит ножом точно в цель.

Однако Герман Фляйшер оказался начеку чуть ли не до начала ее броска. Он был стремителен, точно атакующая мамба, и неожиданно силен. Он не сделал ошибки, пытаясь перехватить нож руками, а вместо этого просто двинул ей в правое плечо кулаком размером со здоровенную плотницкую киянку. Мощный удар отбросил Розу в сторону, сбивая прицел ножа. Плечо будто парализовало, а нож, вылетев из руки, заскользил по палубе.

— Ja! — торжествующе завопил Фляйшер. — Ja! So! Теперь убедились, что я был прав, когда связал эту тварь? Она злобная и опасная.

И вновь подняв здоровенный кулак, он собирался ударить Розу в лицо, пока она поднималась, держась за больное плечо, всхлипывая от досады и боли.

— Хватит! — Киллер встал между ними. — Оставьте ее.

— Ее надо связать, как дикого зверя, она опасна! — орал Фляйшер, однако Киллер покровительственно положил руку Розе на поникшие плечи.

— Унтер-офицер, — скомандовал он, — отведите эту женщину в лазарет. Пусть ее осмотрит главный врач Буххольц. Следите за ней, но будьте с ней обходительны. Поняли, что я сказал? — И Розу увели вниз.

— Я должен видеть капитана фон Кляйне, — потребовал Фляйшер. — Я должен все ему доложить.

— Идемте, — ответил Киллер. — Я провожу вас к нему.

Прикрывшись накидкой, Себастьян лежал на боку возле маленького дымного костерка. Снаружи доносились звуки ночного болота, слабые всплески рыбы или крокодила в протоке, звонкие рулады древесных лягушек, пение насекомых и шумные вздохи маленьких волн, накатывавшихся на илистый берег возле хижины.

Это была одна из двадцати открытых с одной стороны примитивных построек, в которых размещалась туземная рабочая сила. Земляной пол казался буквально устлан спящими телами. Их сонное дыхание сливалось в один сплошной ропот, временами прерывавшийся то чьим-то кашлем, то ворчанием во сне.

Несмотря на усталость, Себастьян не спал: напряжение, в котором пребывал весь день, не желало отпускать его. Он думал о лежавшем среди взрывчатки и мерно тикавшем походном будильнике, отсчитывавшем минуты и часы, а затем его мысли переключились на Розу. Мышцы рук невольно напряглись, напоминая о затаенном желании. Завтра, думал он, уже завтра я увижу ее, и мы уйдем прочь — подальше от этой вонючей реки в горы, где воздух чистый и свежий. Его мысли вновь переключились. В семь, завтра в семь утра все будет кончено. Он вспомнил голос лейтенанта Киллера, стоявшего в дверях склада боеприпасов с золотыми часами в руках. «Сейчас пять минут восьмого…» — сказал он тогда, и Себастьяну стало известно с точностью до нескольких минут, когда должно сработать взрывное устройство.

Утром он должен помешать грузчикам отправиться на борт «Блюхера». Он уже попытался внушить старому Уалаке не ходить завтра на рабочую смену. Им надо…

— Манали! Манали! — его имя было произнесено шепотом в темноте где-то рядом. Себастьян приподнялся на локте. В слабо мерцавшем свете костра угадывалась тень, ползущая на четвереньках по земляному полу и заглядывавшая в лица спящих людей. — Манали, где ты?

— Кто это? — тихо отозвался Себастьян, и человек, подскочив, заспешил туда, где он лежал.

— Это я, Мохаммед.

— Мохаммед? — опешил Себастьян. — А почему ты здесь? Ты же должен быть с Фини в лагере на Абати.

— Фини мертв, — чуть слышно горестно прошептал Мохаммед, и Себастьян решил, что ослышался.

— Что? Что ты сказал?

— Фини мертв. Пришли германцы с веревками. Они повесили его в эвкалиптах недалеко от Абати и оставили мертвого птицам.

— Что ты такое говоришь? — резко оборвал Себастьян.

— Это правда, — скорбно отозвался Мохаммед. — Я сам видел, а когда германцы ушли, я обрезал веревку и опустил его. Я завернул его в свое одеяло и похоронил в норе муравьеда.

— Флинн мертв? Не может быть!

— Правда, Манали. — При красном мерцании костра лицо Мохаммеда выглядело старым, высохшим и осунувшимся. Он облизнул губы. — И это еще не все, Манали.

Но Себастьян уже не слушал его. Он пытался заставить себя осознать факт Флинновой смерти, но у него никак не получалось. Он не мог представить себе повешенного Флинна, со следами веревки на шее, с раздутым и побагровевшим лицом, завернутого в грязное одеяло и упрятанного в какую-то нору муравьеда. Флинн мертв? Нет! Здоровенный Флинн был им не по зубам, его нельзя было убить.

— Манали, послушай меня.

Ошеломленный, недоумевающий Себастьян качал головой — нет, он не мог в это поверить.

— Манали, эти германцы забрали Длинную Косичку. Они связали ее и увели с собой.

Вздрогнув, Себастьян отшатнулся, словно ему влепили пощечину.

— Нет! — Он словно пытался отгородиться от смысла этих слов.

— Они схватили ее рано утром, когда она шла к Фини. Они отвезли ее в маленькой лодке вниз по реке, и теперь она на большом германском корабле.

— На «Блюхере»? Роза на «Блюхере»?

— Да, она там.

— Нет, Господи, нет!

Через пять часов «Блюхер» взорвется. И через пять часов Роза может погибнуть. Резко повернувшись, Себастьян взглянул в темноту: он смотрел в открытую сторону хижины на протоку — туда, где в полумиле стоял на якоре «Блюхер». На воде были видны отблески тусклого света, падавшего от горевших на главной палубе фонарей с козырьками. Но силуэт корабля даже не угадывался на фоне темной массы мангровых зарослей. Между ним и островом гладкой бархатной чернотой простиралось водное пространство, на котором, словно блестки, были разбросаны отражения звезд.

— Мне надо к ней, — сказал Себастьян. — Я не могу допустить, чтобы она погибла там в одиночестве. — Решимость крепла в его голосе. — Я не дам ей умереть. Я расскажу немцам, где спрятана взрывчатка. Я расскажу им… — Его голос сорвался. — Не могу. Нет, не могу. Я не могу стать предателем, но… но…

Он отшвырнул накидку в сторону.

— Мохаммед, как ты попал сюда — на каноэ? Где оно?

Мохаммед покачал головой:

— Нет. Я приплыл. Мой брат подвез меня на каноэ поближе к острову, но он уплыл. Здесь нельзя оставлять каноэ: его могут найти аскари. Они бы его заметили.

— На острове нет ни одной лодки — ничего, — пробормотал Себастьян. Немцы оказались предусмотрительными на случаи дезертирства. Каждую ночь высаженных на остров туземцев стерегли патрулировавшие илистый берег аскари.

— Послушай меня, Мохаммед. — Себастьян положил руку старику на плечо. — Ты мой друг. И я благодарен тебе за то, что ты пришел и все мне рассказал.

— Ты уходишь к Длинной Косичке?

— Да.