Кто правит миром? - Ноам Хомский

В январе 2015 года Бюллетень ученых-атомщиков установил на своих знаменитых Часах Судного дня время без трех минут до полуночи – такой уровень угрозы не наблюдался уже тридцать лет. Выпущенное Бюллетенем заявление объясняло приближение к катастрофе двумя ключевыми факторами выживания человечества: ядерным оружием и «неконтролируемыми изменениями климата». Этот символический шаг осудил мировых лидеров, которые «не смогли действовать достаточно быстро либо масштабно, чтобы защитить своих граждан от потенциальной катастрофы»; опасности подвергается «каждый человек на Земле, когда правительства не выполняют свою главную обязанность – обеспечивать здоровье и выживание человеческой цивилизации»[561].

С тех пор появились веские основания задуматься о том, что стрелки могут быть передвинуты еще ближе к Судному дню.

В декабре 2015 года мировые лидеры встретились в Париже, чтобы обсудить животрепещущую проблему «неконтролируемых изменений климата». Не проходит и дня, чтобы мы не получили нового свидетельства того, насколько серьезен этот кризис. В качестве примера возьмем, практически наугад, доклад, опубликованный Лабораторией реактивного движения НАСА, встревоживший ученых, занимающихся изучением арктических льдов. Из доклада следует, что огромный гренландский ледник Закария Исстром «в 2012 году вышел из гляциологического равновесия и вступил в фазу активного таяния» – развитие событий неожиданное и грозное. Ледник «содержит в себе воды достаточно для того, чтобы уровень Мирового океана, в случае его полного таяния, поднялся на 18 дюймов (46 сантиметров)». Сегодня он на строгой диете и теряет 5 миллиардов тонн воды каждый год. Весь этот лед крошится и осыпается в северную часть Атлантического океана[562].

Впрочем, особых надежд на то, что собиравшиеся в Париже мировые лидеры будут «действовать достаточно быстро и масштабно, чтобы защитить своих граждан от потенциальной катастрофы», никто и не питает. Но если бы даже каким-то чудом что-то подобное и случилось, особой ценности это не имело бы – по причинам, вызывающим глубокую обеспокоенность.

Когда соглашение в Париже было заключено, министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус, выступавший в переговорном процессе в роли принимающей стороны, заявил, что оно «юридически обязательно для исполнения»[563]. Его слова, может, и вселяют надежду, но на этом пути существует ряд препятствий, заслуживающих внимательного рассмотрения.

В многочисленных материалах и репортажах о конференции в Париже наиболее важными представляется пара фраз, похороненных в самом конце подробного анализа в New York Times: «Традиционно участники переговоров стремятся подписать правовое соглашение, которое, для придания ему законной силы, должны ратифицировать правительства стран-участников. Добиться этого в данном случае невозможно – из-за Соединенных Штатов. Договор умрет сразу по прибытии на Капитолийский холм, не получив требуемой поддержки двух третей депутатов в контролируемом республиканцами Сенате. Так что эти волюнтаристские планы выступают в роли обязательных решений, принимаемых наверху, а потом спускаемых вниз». И эти волюнтаристские планы гарантированно обречены на провал[564].

«Из-за Соединенных Штатов». Точнее, из-за Республиканской партии, которая сегодня становится реальной угрозой на пути к достойному выживанию человечества.

О выводах из этого пишет другая статья о Парижском соглашении, опубликованная в New York Times. В конце череды пространных восхвалений итогового документа автор материала отмечает, что созданная на конференции система «в очень значительной степени зависит от видения будущего мировыми лидерами, которым предстоит претворять эту политику в жизнь. В Соединенных Штатах каждый республиканский кандидат, выдвинувший свою кандидатуру на участие в президентских выборах 2016 года, либо обращался публично с вопросами к науке об изменениях климата, либо и вовсе ее отрицал, при этом выступая против политики, проводимой Обамой в данной сфере». Митч МакКоннелл, лидер республиканцев в Сенате, критикующий вопросы изменений климата, стоящие на повестке дня господина Обамы, заявил: «Перед тем как его международные партнеры хлопнут пробками шампанского, им не мешало бы вспомнить, что это недостижимая сделка, основанная на некоем внутреннем энергетическом плане, скорее всего незаконном, которую половина штатов уже постановили в судебном порядке отменить, да и Конгресс тоже проголосовал за отказ от нее»[565].

В последние четверть века, в ходе неолиберального периода, обе партии сместились вправо. Господствующие демократы сегодня – нечто неизмеримо большее, чем то, что когда-то называлось «умеренными республиканцами». Республиканская партия вообще выбилась из политического спектра и превратилась, по выражению Томаса Манна и Нормана Орнстейна, в «радикально настроенных бунтовщиков», практически забывших о том, что такое нормальная парламентская политика. С этим креном вправо приверженность Республиканской партии идеалам богатства и привилегий приобрела столь чрезвычайный характер, что они больше не могут привлекать на свою сторону избирателей, а потому вынуждены искать новый электорат, мобилизуя его на других площадках: христиан-евангелистов, дожидающихся Второго пришествия[566]; нативистов, страшащихся, что «они» отнимут «у нас» страну; непримиримых расистов[567]; обиженных, неправильно понимающих причины своих невзгод[568]; и им подобных, готовых стать жертвами демагогов и примкнуть к рядам радикально настроенных бунтовщиков.