Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли

— Это несправедливо по отношению к ним. Введя свой ленд-лиз, президент Рузвельт оказал Великобритании неоценимую поддержку.

— Но это когда Британия порвала на себе последнюю рубашку и не могла больше давать деньги на дальнейшие военные затраты. Ленд-лиз, друг мой, чтобы вы знали, — это хитрый ход, рассчитанный на то, чтобы Британия продолжала истощать все свои силы на войну и тем самым ослаблять себя.

Слушая откровения такого хитрого и многоопытного политика, как рейхсмаршал, Грегори забыл страхи за свою собственную судьбу и, увлекаясь, вступил, как всегда, в спор. Они долго спорили о том, правильным ли было со стороны Гитлера начинать войну в России. Обсудили проблему уничтожения еврейской нации, наконец, Геринг, пожав плечами, промолвил:

— Я понимаю, что от вас нельзя требовать понимания того, что именно еврейский вопрос является главенствующим в нашей стратегии последнего года. По крайней мере вы обязаны знать тот факт, что единственная цель жизни Гиммлера — извести на корню всю еврейскую нацию, а фюрер от всего сердца поддерживает его в выполнении этой задачи.

— Мне известно, что их миллионы уничтожены в Польше, а теперь начали сгонять со всей Европы, чтобы отправить в газовые камеры. И таких сотни тысяч.

— Это безумство, когда превыше всего ставят убийство евреев. Мы ничего не выигрывали от вторжения в Венгрию. Вплоть до последней весны венгры сохраняли благоразумный нейтралитет по отношению к нам, снабжая нас первоклассным продовольствием, даже давали дивизии своих солдат, чтобы те помогали драться с русскими. Но в Венгрии было семьсот тысяч евреев, и венгры не желали, чтобы их убивали, и тогда Гиммлер получает согласие на посылку туда частей СС для этих целей — вместо того чтобы использовать их на поле боя. Собрать такое количество евреев и всех уничтожить требует все-таки немалого времени, так что половина из них еще живы. И одна только мысль о том, что их могут спасти русские, придя в Будапешт, совершенно взбеленила фюрера. И вот, вместо того чтобы выпустить их подобру-поздорову, он переводит туда еще одну германскую армию, снимая ее с жизненно важного Центрального фронта, приказав им всеми правдами-неправдами продержаться, пока человек Гиммлера — Эйхман не проведет в жизнь это их «окончательное решение» с остатками евреев.

Требование Гитлера не отдавать противнику ни пяди земли приводило к страшным потерям немецких войск в окружениях — это знали все и каждый, но то, что эта его губительная для германской армии политика была обусловлена в большей степени его идеей фикс об уничтожении еврейской нации, — это для Грегори было новостью. Он подумал секунду и произнес.

— Если бы мне это сказал кто-нибудь другой, а не вы, признаться, я бы не поверил. Но вам, конечно, известно истинное положение вещей. И надо же, как странно получается: преследование фюрером иудейской нации пусть и косвенным образом, но сыграло роковую роль в поражении Германии. Тут хочешь не хочешь, а увидишь перст судьбы.

— Не знаю, быть может, и так. — Геринг передернул жирными плечами. — Но как бы там ни было, а такова суть событий.

Смолкнув, новоявленный Нерон потянулся к кнопке на столе и позвонил. Грегори напрягся: он считал, что рейхсмаршал в последние десять минут изливал ему чувства, критикуя фюрера, чего себе не мог позволить даже в кругу ближайших друзей, только потому, что знал, что эта тайна умрет вместе с Грегори, когда его поставят перед взводом. Но вместо охранника появился официант, которому Геринг приказал:

— Принесите шампанского.

Англичанин старался не выказать охватившего его чувства облегчения: пусть даже задержка эта только временная, но перспектива выпить пару бокалов доброго вина перед кончиной как-то грела душу. Чтобы поддержать разговор, он поинтересовался:

— Что же, разве генералы не могут убедить фюрера в том, что слишком многие из его решений ведут лишь к поражению?

Герингово огромное брюхо заходило ходуном от смеха.

— Генералы? Мой Бог! Нет, конечно! Он и поначалу-то не слишком много обращал внимания на то, что они ему говорят, а после июльского путча он скорее послушается кухарки, что готовит ему вегетарианские блюда, чем их совета. Он убежден в том, что все они до одного предатели. Он не верит даже своему подхалиму и приспособленцу Кейтелю. Сегодня всеми реальными делами заправляет Борман. Вот уж хитрюга из хитрюг, скажу я вам! А разыгрывает из себя тихоню-секретаря, который лишь исполняет наиболее обременительную для хозяина часть работы, но ему до всего есть дело. Даже я не могу войти к фюреру так запросто, как бывало раньше. Борман обязательно должен присутствовать при нашем разговоре, а потом начнет нашептывать фюреру гадости обо мне. И что самое худшее, как управляющий делами партии, он контролирует всех гауляйтеров, и, подчиняясь ему, они правят на местах, никого, кроме него, не слушаясь. Даже у командующего армией власть распространяется только на пять миль вглубь от линии фронта, где сражаются его части. Бывает даже так, что гауляйтеры экспроприируют целые поезда со съестным в свою пользу, вместо того чтобы переправить их частям, для которых они и предназначались. Но все протесты генералов так и остаются без последствий.

— Вот это да-а, — изумился Грегори.

Вернулся официант с бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Разлив шампанское по бокалам, он ушел, а Геринг и Грегори сделали по солидному глотку, затем рейхсмаршал продолжил:

— Но это еще не самое худшее, с чем приходится считаться армейским генералам. Их теперь сплошь и рядом третируют башибузуки[4]из гиммлеровской обширной личной армии.

Геринг сделал еще один немалый глоток шампанского и добавил:

— У Гиммлера жажда власти совершенно не имеет границ. Натурально, он отобрал из рекрутов, что получше, к себе в СС, а для регулярной армии оставил одних нестроевиков. Геббельс тоже лапку приложил, выскреб, так сказать, бочку до самого донышка, поэтому не удивляйтесь, если услышите, что в Вермахте появились подразделения, состоящие из одних глухих или язвенников, которым нужна особая диета, или, к примеру, из эпилептиков, «старых боевых коньков» за шестьдесят лет.

— Да, пожалуй, с такими скорее горя хлебнешь, чем повоюешь, — посочувствовал Грегори.

— Ага, вот и хлебаем. И удружил нам это все барахло самолично верный Генрих — это ведь по его наущению их набрали для числа, чтобы когда генералы будут жаловаться на него фюреру, он мог сказать, что никого не обделил. А тем временем этот крысеныш Геббельс через фюрера урвал у меня полмиллиона людей из аэродромного обслуживания «Люфтваффе».

Вновь опустошив бокал, рейхсмаршал с горечью произнес:

— Ну вот, теперь вы в курсе того, как на самом деле обстоят у нас дела. И понимаете, почему я обряжаюсь в экстравагантные наряды, развлекаясь в тот самый момент, когда горит Рим, а не посылаю в бой одну эскадрилью за другой на смерть, предпочитая сохранить жизнь моим асам для дальнейших побед. Нет, они, разумеется, не сидят сложа руки, но бессмысленное их уничтожение при выполнении приказов фюрера не отдавать ни единой пяди земли — это выше моих сил. Война до последнего может продолжаться еще многие месяцы, и я благодарил бы Бога, если бы она закончилась завтра, но на этот счет я не питаю никаких иллюзий. Мне теперь тоже не верят, и с этим к себе отношением я ничего не могу поделать.