Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

— Тот, — простонал он. — Тот…

— Енох, что здесь произошло?

Он бредил и не слышал меня. Я поднялся во двор и, взяв старинную чашу, зачерпнул из фонтана воды, розоватой от пролитой крови. Смочив бедняге лицо, я попытался напоить его. Сначала он фыркнул, а потом зачмокал губами, как ребенок. Наконец его взгляд обрел осмысленность.

— Они пытались сжечь все, — со стоном прошелестел он.

— Кто они?

— Я вырвался и бросился прямо в горящую библиотеку, а они побоялись пойти за мной.

Он закашлялся.

— О боже, Енох, ты сам бросился в огонь?

— Эти книги — вся моя жизнь.

— Тут орудовали французы?

— Арабы бин Садра. Они упорно требовали у меня какую-то вещь, не говоря, что имеют в виду. Я притворился, что не понимаю. Они хотели найти жрицу, но я сказал, что она ушла с вами. Они не поверили. Если бы я не бросился в огонь, они заставили бы меня сказать гораздо больше. Я надеюсь, что им не удалось развязать языки моим домочадцам.

— А где они все?

Слуг загнали в кладовые. Я услышал их крики.

Я почувствовал полнейшую собственную никчемность: глупый игрок, воинственный дилетант и мнимый ученый.

— Я навлек на вас эту беду.

— Вы тут ни при чем, все в руках богов. — Он застонал. — Мое время закончилось. Люди становятся все более жадными. Им хочется, чтобы наука и магия обеспечили их могущество. Кто пожелает жить в такое ужасное время? Но знание и мудрость — разные вещи. — Он схватил мою руку. — Вы должны остановить их.

— Остановить?

— Я нашел все нужные указатели в моих книгах.

— Что? И что же ты вычитал?

— Это ключ. Вы должны вставить его в…

Его голос ослабел.

Я наклонился ближе.

— Енох, пожалуйста скажи, как Астиза? Она в безопасности?

— Я не знаю.

— А где Ашраф?

— Не знаю.

— Ты выяснил что-нибудь насчет двадцать первого октября?

Он сжал мою руку.

— Тебе необходимо обрести веру, американец. Доверься ей.

И он умер.

Я совершенно поник духом. Сначала Тальма, теперь старик. Я пришел слишком поздно, чтобы спасти его, и слишком поздно, чтобы узнать то, что узнал он. Дрожа от бессильной ярости, я закрыл глаза покойного. Со смертью Еноха умерли и надежды на обретение сокровенных знаний. Осталось ли среди обгоревших останков библиотеки то, что поможет разгадать загадку медальона? Что можно отыскать на этом пепелище?

На груди Еноха лежал на редкость толстый манускрипт в кожаном переплете с почерневшими уголками. Он был начертан арабской вязью. Имел ли он особую важность для понимания цели наших поисков? Я открыл его и тупо глянул на витиеватый шрифт. Что ж, вдруг Астиза сумеет разобраться в этом?

Если она еще в Каире. Меня не оставляло зловещее предчувствие по поводу того, кем был маленький, закутанный в паранджу спутник Силано, уезжавший на юг вместе с отрядами Дезе.

Растерянный и погруженный в тревожные мысли, я тяжело поднялся по лестнице и, забыв о всякой осторожности, вернулся в музейный зал. Это едва не стоило мне жизни.

Вдруг раздался мучительный вопль и из-за статуи Анубиса с головой шакала молниеносно вылетело копье. Вонзившись мне в грудь, оно отбросило меня назад, и я, врезавшись в каменный саркофаг, на мгновение задохнулся. Падая, я в изумлении таращился на древко. Наконечник копья пробил книгу Еноха, лишь ее последние страницы спасли меня от удара в сердце.

За другой конец копья держался Ашраф. Он вытаращил глаза.

— Вы!

Я тщетно ловил ртом воздух, пытаясь что-то сказать.

— Что вы здесь делаете? Мне сообщили, что вас задержали у пирамид! Я решил, что вернулся один из этих жадных до чужих секретов негодяев!

В конце концов я вновь обрел дар речи.

— Я заметил, что Силано покинул город, отправившись на юг вместе с генералом Дезе, поэтому поспешил вернуться.

— Я едва не прикончил вас!

— Меня спасла книга. — Я отпихнул увесистый том вместе с наконечником копья. — Я не могу даже прочитать ее, но Енох прижимал ее к груди. Ты понимаешь тут что-нибудь, Аш?

Прижав переплет к полу, он выдернул копье и, опустившись на колени, открыл том. В воздух взметнулись обгоревшие хлопья бумаги. Он почитал немного и отбросил книгу в сторону.

— Поэзия.

Понятно. Вот за что мы готовы умереть.

— Мне нужна помощь, Аш.

— Помощь? Не отшибло ли у тебя память, победитель? Вы же хотели осчастливить новыми знаниями и культурой бедный Египет! И вот чем ты осчастливил дом моего брата: кровавой бойней! Умирают все, кто сталкивается с тобой!

— Но бойню устроили арабы, а не французы.

— Но именно Франция разрушила нормальный ход жизни египтян.

Мне нечем было оправдаться, конечно, я был отчасти виноват в их несчастьях. Мы выбираем порой самые целесообразные мотивы для того, чтобы перевернуть все вверх дном.

Я тяжело вздохнул.

— Мне необходимо найти Астизу. Помоги мне, Аш. Не как пленник, не как раб или слуга хозяину, а как друг. Как собрат по оружию. Медальон сейчас у Астизы. Ее могут убить так же жестоко, как убили Тальма, а я уже не настолько доверяю французам, чтобы обратиться к ним за помощью. Наполеон сам стремится завладеть этой тайной. Он заберет медальон себе.

— И будет проклят, как все, кто прикасается к нему.

— Или обретет могущество, разгадав его тайну, и поработит весь мир.

Молчание Ашрафа дало мне время осознать, что я сболтнул лишнее о нашем командующем. Являлся ли Бонапарт республиканским спасителем? Или скрытым тираном? С его разносторонней натурой он мог выбрать любой путь. А в чем, собственно, разница между спасителем и тираном? Обоим должно быть присуще обаяние. Обоими движут честолюбивые стремления. И возможно, только перышко на весах Тота способно склонить сердце правителя к выбору того или иного пути. Но сейчас все это уже не важно! Мне необходимо решить, во что же я сам верю. Только что Енох подсказал мне, где искать спасительный якорь: «Доверься ей».

— Мой брат согласился помочь тебе, и вот что из этого получилось, — с горечью сказал Ашраф. — Ты мне не друг. Я проклинаю тот час, когда решил привести тебя в Каир. Лучше бы меня убили при Эмбабе.

Я пришел в отчаяние.

— Раз ты не хочешь помочь мне как друг, то я приказываю тебе сделать это как моему пленнику и рабу. Ты мой должник!

— И ты смеешь что-то требовать от меня после всего этого? — Он вытащил кошелек и швырнул его мне. Высыпавшиеся монеты раскатились по полу. — Плевать я хотел на твои деньги! Уходи! Сам ищи свою женщину! Я должен подготовить брата к похоронам!