Советские спецслужбы и Красная Армия. 1917-1921 - Сергей Войтиков

Под руководством «генштабистов 1917 года» агентурная разведка, несмотря ни на что, достигла определенных успехов: так, в конце февраля 1919 г., по свидетельству В. И. Штейнингера, она добыла «разработанный финским штабом план предполагаемого наступления на Петроград»[586]. Вместе с тем, советским военным разведчикам упорно мешала деятельность местных органов военной контрразведки. К примеру, 14 апреля 1919 г., с искренним желанием исправить положение, отделение пограничной ЧК Особого отдела Петроградской ЧК обратилось к коменданту г. Петрограда В. С. Шатову[587]: «Особый отдел губЧК, препровождая при сем копию вопроса Белоостровской участковой пограничной чрезвычайной комиссии, просит дать разъяснение. Со своей стороны, предлагает сделать соответствующие распоряжения о регистрации разведчиков. Предложение вызвано тем, что сплошь и рядом посылаемым разведчикам приходится отбыть известный срок ареста, которому они подвергаются со стороны пограничных ЧК, как участковых, так и пунктовых, во время переправы на сторону Финляндии, а в особенности оттуда. И до наведения соответствующих справок им приходится сидеть под арестом», что задерживает передачу «сведений, порой имеющих колоссальное значение»[588]. К сожалению, подобная сознательность была свойственна далеко не всем местным органам военной контрразведки. И Особому отделу ВЧК также — дело Теодори могло расцениваться как пролог к чистке военной разведки. И в данном контексте вряд ли совпадение ходатайство 25 мая начальника Агентурного отдела Гавриила Кутырева перед начальником Полевого штаба Фе дором Костяевым ввиду «крайне расстроенного» состояния здоровья, а также усиленной работы, связанной с большой ответственностью, «что отражается также на здоровье», о переводе на «какую-либо административную должность»[589]. Вероятно, это была попытка самоустраниться, дабы избежать участи Георгия Ивановича, тем более что в управлении все еще было много бардака. Из приказа РУ № 36 от 28 мая 1919 г.: «Мною замечено, что, вопреки приказа по Регистрационному управлению от 24 февраля с[его] г[ода] за № 18, в некоторых отделах и отделениях Регистрационного управления в праздничные дни сотрудники являются на службу не только в половинном составе, часто отделы совершенно пустуют и вместо должного состава сотрудников в них можно застать только одних дежурных. Считая подобное поведение совершенно недопустимым, предлагаю всем начальникам отделов и отделений, под их личной ответственностью, на будущее время строго придерживаться их всеми сотрудниками. Заместитель начальника управления Павулан, врид консультанта Кутырев»[590].

В начале мая 1919 г. И. И. Юренев сообщил РУ в телеграмме о решении Л. Д. Троцкого на заседании РВС Восточного фронта подчинить особому отделу агентуру фронта. 5 мая В. А. Срывалин и А. В. Гиршфельд запросили С. И. Аралова, продолжать ли им работу на фронте, сообщив, что отправляются в Самару, в штаб Южной группы. Срывалин и Гиршфельд указали: «Такая постановка дела не позволит разведывательному отделению штафронта и штарма вести планомерно и систематически работу по агентуре»; просили «…внести на рассмотрение Реввоенсовета для принципиального разрешения вопроса о подчинении или нет агентуры особым отделам». 6 мая 1919 г. В. П. Павулан и Г. Я. Кутырев доложили о решении подчинить агентуру на Восточном фронте Особому отделу С. И. Аралову. Ф. В. Костяев и С. И. Аралов, в свою очередь, отписали в РВСР: «Ввиду того, что круг ведения агентуры составляет тайная разведка в тылу у противника, результат коей поступает в оперативные отделы войсковых штабов для обработки лицами Генерального штаба и, таким образом, совершенно отличен от круга обязанностей особых отделов, ведающих борьбой со шпионажем и с контрреволюцией, результат коей поступает в ВЧК, полагаю, что решение Восточного фронта о слиянии двух органов, прямо противопоставленных по своим целям, является плодом недоразумения и проведение его в жизнь нарушит как оперативную работу Восточного фронта, так и не принесет никакой пользы Особому отделу.