Советские спецслужбы и Красная Армия. 1917-1921 - Сергей Войтиков

Еще в старой армии опыт войны привел к решению о полнейшем разделении обоих органов.

А посему полагаю совершенно необходимым срочно пересмотреть вопрос о подчинении агентуры Востфронта Особому отделу». 9 мая в специальной помете на тексте Костяев писал, что подчинение агентуры может иметь место только как временная мера. В этом с ним был полностью солидарен главком И. И. Вацетис.

Наконец Костяев и Аралов направили телеграмму Троцкому: «Считая, что слияние двух органов, прямо противоположных по своим целям, никогда пользы принести не может (как видим, повтор. — С. В.), [в] данном же случае, где разрушается план оперативной работы и ослабляется борьба со шпионажем, это решение является особенно вредным, ходатайствуем о срочном пересмотре данного вопроса»[591].

27 мая 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б), заслушав просьбу РУ о «необходимости иметь постоянного представителя ЦК» в РУ «для контакта с ЦК», направила в военную разведку К. Т. Новгородцеву[592]. Решение не было пустой тратой бумаги. 14 июля Оргбюро, в заседании которого приняли участие К. Т. Новгородцева, И. Т. Смилга и Ф. Э. Дзержинский, выслушало предложение последнего о необходимости реорганизации «Регистрационного управления, в связи с Особым отделом ВЧК, об образовании нескольких отделов внутри регистратуры: 1) отдел военных заданий; 2) отдел пропагандистских заданий; 3) отдел школы; 4) агентура; 5) помощи национальным группам». Оргбюро выбрало комиссии для разработки проекта реорганизации в составе С. И. Гусева, Ф. Э. Дзержинского и К. Т. Новгородцевой[593]. 16 июля 1919 г., рассмотрев сообщение Ф. Э. Дзержинского о добытых Особым отделом ВЧК сведениях «о предполагаемых действиях Английской эскадры в Балтийском море», Оргбюро поручило принять меры к проверке сведений «через соответствующие учреждения» А. Г. Белобородову и К. Т. Новгородцевой[594], т. е., соответственно, Особому отделу ВЧК и РУ.

11 июня Центральный комитет РКП(б), обсудив вопрос об укреплении военной разведки, еще раз подчеркнул, что РУ должно сосредоточить свои усилия на ведении разведки. Угроза чистки витала в воздухе с весны. Военный комиссар Полевого штаба Семен Аралов, способствовавший освобождению арестованных особистами офицеров, против которых не было выдвинуто обвинение[595], в борьбе со шпионажем в Ставке принял самое активное участие: так, 27 марта он просил руководителя военной контрразведки Михаила Кедрова командировать в Серпухов сотрудника Особого отдела Сергея Лопашева «для следственной работы» с разъяснением: «Нужен срочно»[596].

16 июня большевистский ЦК принял решение о чистке и фильтрации сотрудников Полевого штаба Реввоенсовета Республики и одновременно отставке Семена Аралова с поста военного комиссара Полевого штаба и главы военной разведки. Подводя итог деятельности Аралова в Опероде и Регистрационном управлении, попытаемся дать его психологический портрет. На первый взгляд, совершенно безликая фигура, что накладывает отпечаток на все биографии первого руководителя ГРУ. В них можно найти набор фактов, но ни намека на личность. При внимательной работе с документами впечатление меняется. Основным фактором, определявшим поведение Семена Ивановича, было его партийное прошлое. В революционное движение он подался еще в 1903 г., т. е. к 1918–1919 гг. партийный стаж был солидным, 15–16 лет. Принял участие в московских событиях Первой русской революции, даже отмечен впоследствии в воспоминаниях других участников. Однако, будучи до июля 1917 г. меньшевиком-интернационалистом (если не эсером?), в ленинской партии он мог довольствоваться, в лучшем случае, вторыми ролями — и то за счет важности Оперода в воюющей стране. Пока Троцкий осенью 1918 г. не стал сдерживать амбиции руководства Оперода, Аралов тихо и спокойно гнул свою линию. Взорвался, вероятно, за все время работы в военном ведомстве, один только раз. Как мы уже знаем, когда Эфраим Склянский отдал распоряжение перевести генштабиста Павла Мея и задумал, поддавшись навету контрреволюционера Николая Стогова, убрать из Оперода правую руку Аралова Георгия Теодори, Семен Иванович решение о переводе Мея отменил. В ответ на требование «т. Аралову представить объяснения» жестко указал Склянскому его место. В данном случае Аралов мог позволить себе такую роскошь: партийный стаж «хитрого Эфраима» (выражение М. А. Молодцыгина) весьма сомнительно отсчитывается с 1912 г. В действительности есть все основания полагать, что в РСДРП(б) Склянский вступил только в 1917 г., на волне работы армейских комитетов, ставших чуть ли не единственной опорой в действующей армии ее тогдашнего «Верховного главнокомандующего» прапорщика Николая Крыленко[597]. В сравнении с Араловым, Склянский был в партии нулем и заставлял с собой считаться только благодаря высокой должности, занятой с подачи Ленина. Когда Ара лова поставили курировать Михаила Кедрова — соратника и «друга Ленина» — Семен Иванович блестяще выбрал линию поведения. Особый отдел ВЧК был наделен с подачи Свердлова правом решать оперативные вопросы без совета с кем-либо, а потому Аралов действовал в отношении страдавшего манией величия Кедрова крайне обходительно. Гнев ни разу не вызвал, что позволило вернуть под свое поручительство в военное ведомство — в частности в военную разведку — целый ряд арестованных специалистов (не всегда, кстати, безгрешных перед Советской властью).